Ничто не переменилось. Двор не заметил отсутствия герцога де Рони-Шерье. Несмотря на мягкость обращения, отсутствие какого-либо высокомерия, исключительную галантность, он остался чужим для этих людей. Он был слишком хорош, слишком чист, чтобы его любили. С ним обращались, как с ценной безделушкой — бережно, но с опаской, любезно, но без тепла. Разве что Орсини печалился о его судьбе, единственный, кто всем сердцем любил и понимал его. Осознание, что судьба друга всем безразлична, еще сильнее ожесточило его против королевского двора. Хотя заключение ничем не повредило ему — не успело — он усвоил жестокий урок, преподнесенный ему королевой. Он был никем, все еще никем. Пока никем. Последнее унижение королева нанесла ему бессознательно, тут даже не было ни ее вины, ни умысла. Поднявшись по боковой лестнице, Орсини, только освобожденный из тюрьмы, таящийся от любопытных насмешливых взглядов придворных и слуг, нашел свои комнаты запертыми. Он позвал дворцового распорядителя и получил ответ, что ключи королева отдала Сафону, а Сафон уехал и вернется завтра. Он пошел красными пятнами от ярости, не зная, кого бранить — распорядителя, Сафона, королеву?
— Сожалею, — пробормотал распорядитель, сбитый с толку нежданным явлением опального интенданта финансов, — однако меня никто не предупредил о вашем… приезде.
— Убирайтесь вон! — сорвался на него Орсини, пнул ногой дверь и устало опустился на скамью, размещенную в нише дворцового коридора. Кто-то рассмеялся совсем рядом с ним. Он заметил Жюли д’Оринье со своей служанкой, Жюли, которую Изабелла даже не подумала наказать.
— Маркиз де Ланьери? Вас можно поздравить?
Она демонстративно оглядела его. Потерявшая вид одежда, кое-как приглаженные волосы, бледное лицо со следами копоти от свечи — таким он вышел из тюрьмы. Не аббат Фариа, конечно, но перед явлением на люди не мешало бы умыться и переодеться. И если бы еще причина заключения не была столь смешной и постыдной!
Он невольно подался в тень. Жюли скривила губы.
— Кажется, вас рано поздравлять. Ваши комнаты, должно быть, теперь в том крыле, — она махнула рукой, указывая в сторону той части дворца, где Орсини обитал раньше, будучи помощником писца.
— Просто распорядитель ищет ключи, мадемуазель, — Орсини ненавидел себя за эту попытку сохранить лицо перед этой самодовольной стервозной девицей.
Она сдвинула брови, раздумывая. И надо отдать ей должное, Жюли первой поняла, что тюрьма и опала только пойдут на пользу положению молодого выскочки из Этьенна при дворе. Смутное чувство вины не позволит королеве снова вышвырнуть его вон. Его далеко не победное возвращение давало ему главное преимущество, — он был наказан и прощен, и теперь мог начинать свою карьеру с чистой страницы.
— Я должна признать, что вы попали в немилость при моем невольном соучастии. К счастью, положение моей семьи такого, что ее величество лишь на словах выразила мне порицание, и все давно забыто. Вам же пришлось ответить сполна. Я сожалею, — ее карие глаза томно и многообещающе блеснули из-под ресниц. — Но я постараюсь загладить свою вину.
В законах придворного флирта Орсини не понимал ничего, и аванс хитрой фрейлины не нашел в нем отклика. Он лишь почувствовал, что Жюли сменила тон на льстивый, и сменила потому, что хочет заручиться его поддержкой, потому, что он снова — или все еще? — интендант финансов. Он неприязненно окинул ее взглядом, в отместку за ее первый пренебрежительный смех.
— Лучшим способом загладить свою вину для вас, мадемуазель, будет почтить своим вниманием кого-нибудь другого.
Она гневно подобрала пышные юбки и зашуршала прочь, не удостоив его ответом.
Лишь к вечеру дворцовый распорядитель рискнул попросить королеву о милости разрешить его затруднение. Она едва слушала его, ее рассеянный взгляд скользил по кабинету, ни на чем не задерживаясь.
— Будьте кратки, — попросила она вяло.
— Э-э… Маркиз де Ланьери, прибывший согласно приказу вашего величества во дворец…
— Что еще Ланьери?! — нетерпеливо спросила она.
— Ваше величество передали господину де Сафону ключи от его комнат во дворце, но месье Сафон возвращается лишь завтра. Право, ваше величество, я не пойму, как мне поступить. Маркиз разгневан.
