— Э, да согласие пустяки! Это только так говорится; очень нужно уговаривать! каждую девушку можно на бобах провести.
— Да где ж найти невесту? черт знает!
— Есть в чем затрудняться! была бы охота.
— Охота! о, за этим дело не станет! — сказал Городничий, приподнимаясь с постели.
Мысль жениться так сильно подействовала на него, что ревматизм как будто рукой сняло, и Городничий, одевшись с особенным вниманием, сел на дрожки и поехал по городу женихом-rоголем.
А между тем Нелегкий застал Судью в раздумье.
— Славный дом! — говорил он сам себе. — Жаль упустить из рук! Купил бы, да скажут: откуда взял деньги? какими доходами разбогател в два года? Досадно!..
— А жениться?.. — шепнул ему Нелегкий.
— Жениться! хм! вправду!..
— Какое привольное житье Стряпчему и магазейному Смотрителю… Строят ли дом — на женино имя; покупают именье, дают пиры — на женино приданое!..
— Чудная мысль!
— Жена — преважная вещь на службе: ограда! в черный день убежище!
— Богатая мысль! непременно жениться! Я могу жениться по любви…
И Судья, пыхтя, приподнялся с кресел, подошел к зеркалу.
— По любви… только любовь, говорят, невещественный капитал… который редко растет и ужасно как скоро проживается…
— Нет, непременно по любви! Я хочу испытать, что это за особенная такая вещь, которую все в стихах воспевают.
— Главное, решиться жениться; а остальное все будет, у всякой невесты вдоволь любви к жениху…
— Клятву даю, что женюсь! — сказал Судья, отправляясь в присутствие.
К Полковнику явился Нелегкий поутру рано, когда он заклинал всеми нечистыми силами бессонницу и, для возбуждения сна, читал какие-то стихотворения!
— Черт знает! — говорил он. — Тоска, не спится!
— А жениться? — шепнул ему Нелегкий в рифму.
— Ах, как хочется жениться! — вскричал Полковник.
— И медлить не годится; потому что от бессонницы сердца можно бодрости лишиться, — заметил Нелегкий в рифму.
— Только досадно, что надо в отпуск проситься; жениться, так в столице жениться: нельзя без связей жениться…
— В столицу? хм! там надо по-французски волочиться…
— Черт знает, там нельзя, говорят, и трубки курить!.. а я без трубки не могу быть…
— Жениться на каком-нибудь поместье…
— Действительно, лучше на поместье: женюсь где-нибудь здесь, в окрестностях. Эй! Завалюк!.. трубку!.. да скажи, что в десять часов ученье с пальбою… Весь город выедет на смотр… Здесь должны быть невесты.
От Полковника Нелегкий к Поручику.
— Это гонение! — кричал Поручик, ходя по комнате. — Подам в отставку!..
— А потом куда?
— Потом куда?..
— Да: определиться снова на службу? опять та же история, и — снова в отставку?
— Хм!
— А жениться? жениться надо на службе; потому что мундир есть один из лучших соблазнов для невест; притом же поручичий чин есть чин любви…
— Именно чин любви!
— Вполне соответственный пылким страстям, самый удобный для нежности; сверх того, в этом чине можно и клятвы давать — поверят на слово…
— Я, однако ж, читал в романах, что женщины любят только немного полюбить этот чин, а не любят выходить за него замуж?
— Вот прекрасно! нужно только надежнее опутать всеми пятью чувствами сердце и в пылу страсти предложить бежать, непременно бежать; потому что не невесты не любят этого чина, а отцы да матери…
— Где ж тут отыскать невесту с приданым?
— Как не найти! стоит только пошарить по всем углам.
— Эй, Петр! Педрилло!
— Пьфу! — раздалось за перегородкой.
— Что ты там плюешь, урод!
— Что плюешь! надо чем-нибудь сапоги-то чистить.
— Ты от кого слышал, что у помещика, как бишь его… недавно что приехал в город… что у него бал?
— От кого! да все от него же, от кухмистра.
— Да он почему знает?
— Вот, не знать, что в барском доме делается!
— И прекрасно! На балу выберу невесту; буду волочиться и женюсь!
— И прекрасно! — повторил Нелегкий, отправляясь к Прапорщику, который исправлял должность полкового адъютанта.
— Впрочем, — думал он, сворачивая к Маиору, — об этом юноше нечего и беспокоиться: он влюбчив, ему стоит только показать какую-нибудь белокурую свинку в пелеринке — женится.
VI
Из числа семи человек, избранных Нелегким в женихи, — ровно семи человек; ибо демонский успех каждого предприятия основан на этом числе, — труднее всего Нелегкому было справиться с Маиором да с городским Лекарем. Маиор ненавидел женщин, а городской медик страстно был влюблен в поэзию; поэзия была его страсть; он гораздо лучше писал стихи, нежели рецепты; но судьба и люди предназначили ему ставить в конце строчек, вместо рифм, драхмы и унции, сочинять мадригалы во здравие.
