— А она спросит: а кого же вы любите?
— А я скажу: «А кого же преимущественно можно любить…» но… на первый раз она, может быть, верно, этого и не спросит. Довольно на первый раз.
Протверживая роли, все семеро идут по семи разным радиусам к одному центру, в котором обитает Зоя.
Отправляются, задумавшись и уставив глаза в землю; только Поэт не смотрит в землю, а смотрит в воздушное, не ограниченное ничем пространство.
Идут… Вот уж близко ворота дома Романа Матвеевича; продолжают идти, более и более углубляясь в раздумье: идти или нет?..
А Нелегкий ждет в воротах да шушукает, считает: раз… два… три!
— Ой! — раздалось аккордом семь голосов.
— Ага! вот каким образом семь лучей, стекаясь в одну точку, производят искру! — сказал Нелегкий, приставив пригоршни под искры, посыпавшиеся из глаз от столкновения лбов.
— Ах, извините! — вскричали: Полковник, Маиор, Городничий, Прапорщик, Судья, Поручик и Медик-Поэт, отскочив друг от друга.
— Куда изволите идти?..
— Прогуливаюсь… В полицию… До свидания, до свидания, до свидания!
— До свидания!
— Что за шум у ворот? посмотри! — сказала Наталья Ильинишна человеку, который дремал в передней.
— Сейчас-с! — отвечал он, протирая глаза; вышел, посмотрел кругом, воротился и донес:
Никого нет-с!..
XII
Возвратись окольной дорогой домой, Поэт присел к столику, думал и писал:
Я был уже на шаг от чудного эдема,
Где лучезарная…
— Нет!..
Благоуханная в нем лилия цветет!
Я думал: вот, сорву!.. Как вдруг завистник-демон
В священные врата загородил мне вход!
Я отступил от них с отчаяньем и грустью:
Увы! Напрасен был души моей порыв!
Так иногда челнок, приплывший уже к устью,
От моря отразит нахлынувший прилив!..
— Чудо! — вскричал Поэт, бросив перо,—
Так иногда челнок, приплывший к устью…
— Правда, это очень хорошо! — пробурчал Нелегкий, который, проносясь мимо окна, был завлечен частым упоминанием демона и присел подле Поэта прослушать его стихи. — Правда, это хорошо, только тут не разберешь: челнок ли отразил нахлынувший прилив, или нахлынувший прилив отразил челнок!
— Вот прекрасно! — отвечал Поэт на эту мысль, — кто имеет в голове логику, здравый смысл, тот поймет, что челнок не может отразить прилива и, следовательно, здесь челнок отражен приливом.
— Вот теперь я знаю, почему стихи могут обходиться без здравого смысла: здравый смысл должен быть не в стихах, а в голове читающего и слушающего стихи, — думал Нелегкий, отправляясь в путь. — Однако ж это клевета поэтическая, что будто бы демон заграждает путь в эдем! Демон ни часовой, ни сторож, ни бутошник: он благородная особа, имеет право ездить четверней… не только что четверней — цугом!.. имеет вход в лучшие дома, и не только что в лучшие — в самые лучшие, в бесподобные!.. Он может… да мало ли что он может!.. Только не может быть поэтом… потому что… хм! и не придумаешь почему; а не может!..
Между тем как Поэт думал и писал стихи после неприятного столкновения у ворот, прочие соперники, возвратясь домой, повторяли: черт знает что за встреча!..
— И очень знает, то ли еще будет! — повторял и Нелегкий, навещая своих избранных.
Потом все они стали думать; но мысли их были так мутны, что в них только неводом можно было ловить слова.
В понедельник были будни, во вторник также будни, в середу был праздник. Около семи часов вечера Судья принарядился, закрутил над лысиной волоса узелком, молча вышел из дома; пошел было из ворот налево; но вдруг своротил направо, через улицу и — прямо на двор к Роману Матвеевичу.
— Дома?
— Дома-с!
Человек побежал вперед, двери в гостиную отворились, Судья подошел к дверям и смутился. «Верно, званый вечер! — подумал он. — Вот попал!»
В гостиной раздавалось: «Покорно прошу, садитесь, господа! прошу без церемоний!»
Роман Матвеевич и Наталья Ильинишна усаживали Поручика, Прапорщика и Поэта, которые один вслед за другим пожаловали к ним в гости.
— А! вот и почтеннейший наш Судья! — вскричал хозяин, встречая нового гостя.
Едва присел Судья, откашлялся и хотел сказать приветствие Наталье Ильинишне, вдруг человек вбежал:
— Господин Полковник!
— Проси, проси!.. Господин Полковник! сердечно рады!..
