— Вы слишком жестоки с ним! — обратился Жакмор к столяру. — Он еще ребенок! Вам должно быть стыдно!
В ту же секунду кулак столяра врезался ему в скулу. Психиатр пошатнулся, отступил на пару шагов и еле удержал равновесие. Осторожно ощупал челюсть. Хорошо еще, что борода смягчила удар.
Столяр же как ни в чем не бывало вернулся к прерванной работе.
— Вот посмотришь на нее завтра, — сказал он, останавливаясь на минуту, — когда ее поставят на место. Кафедра что надо!
Он с гордостью погладил деревянную поверхность. Светлый полированный дуб, казалось, вздрогнул от этого прикосновения.
— И кровати твои будут готовы завтра, к пяти. Приходи и забирай.
— Ладно…
Снова застучал молоток. Запах клея стал еще резче. Жакмор еще разок взглянул на ученика, пожал плечами и вышел.
На улице по-прежнему было тихо. Жакмор зашагал в обратный путь. Занавески на всех окнах были задернуты, но, когда Жакмор проходил мимо, за ними угадывалось шевеление. Вот вышла из дому и побежала по улице, напевая, девочка. В руках у нее эмалированный кувшин чуть ли не больше ее самой. Небось на обратном пути не попоет.
13
30 августа
Анжель и Жакмор сидели внизу, в просторном холле, наслаждаясь прохладой. Промелькнув несколько раз взад и вперед и поколдовав на кухне, служанка приготовила прохладительное питье и поставила перед Анжелем поднос с кувшином и бокалами. Окна и дверь в парк были открыты настежь. Тишину лишь изредка нарушало жужжание случайно залетевшей мухи или осы, гулко отдававшееся под высоким потолком.
— Кроватки будут готовы сегодня к пяти часам, — сообщил Жакмор.
— Тогда они уже готовы, — рассудил Анжель. — Ведь пять часов наверняка значит пять утра.
— Вы думаете? — сказал Жакмор. — В таком случае и правда готовы.
Тема была исчерпана, собеседники замолчали и отхлебнули из бокалов. Чуть погодя Жакмор заговорил снова:
— Разумеется, я не открою вам ничего нового, вам все это давно приелось, но то, что я увидел в деревне, меня просто потрясло. Здесь такой странный народ.
— Странный? Вы находите?
Анжель был вежлив, но в голосе его сквозило равнодушие. Жакмор уловил это и не стал углубляться.
— По-моему, да, — сказал он. — Но, может, я пойму этих людей, когда узнаю поближе. В конце концов, что здесь, что где-нибудь еще — с непривычки всегда бывает странно. Я ведь тут человек новый.
— Да, конечно, — вяло отозвался Анжель.
Перед окном стремительно пронеслась птица. Жакмор проследил ее полет.
— Ну, а вы сами, — сказал он, переводя беседу в другое русло, — наверно, не захотите подвергнуться психоанализу?
— Нет, — ответил Анжель. — Не захочу, это уж точно. И вообще, сам я человек неинтересный. Хотя интересно мне многое.
— Что, например? — спросил Жакмор, всячески стараясь поддержать разговор.
— Все вообще и ничего в особенности. Жизнь. Мне нравится жить.
— Счастливчик! — прошептал Жакмор.
Он залпом допил стакан.
— Отличный напиток! Можно, я налью еще?
— Не стесняйтесь. Будьте как дома.
И снова повисло молчание. Наконец Жакмор встал.
— Пойду проведаю вашу супругу. Она, должно быть, скучает в одиночестве.
— Да-да, — сказал Анжель. — Идите. А я тем временем выведу машину, и мы вместе съездим за кроватками.
— Хорошо, я сейчас.
Жакмор поднялся по лестнице и тихонько постучал в дверь.
— Войдите, — сказала Клемантина, что он и сделал.
Трое новорожденных лежали около матери. Два справа, один слева.
— Это я, — сказал Жакмор. — Зашел спросить, не надо ли вам чего-нибудь.
— Ничего, — ответила Клемантина. — Скоро будут готовы кроватки?
— Наверно, уже готовы.
— Какие они?
— Э-э… — Психиатр развел руками. — Боюсь, столяр выполнил заказ по своему усмотрению. Два места по ходу, третье против.
— И побольше?
— Во всяком случае, я просил так, — осторожно ответил Жакмор.
— Вы хорошо устроились? — наконец догадалась спросить хозяйка.
— Да, все в порядке.
— Ни в чем не нуждаетесь?
— Нет-нет…
Тут один из детенышей заворочался и страдальчески сморщился. В животе у него заурчало, затрещало, после чего обезьянья мордашка расправилась. Клемантина улыбнулась и похлопала его по пузику.
— Ну-ну-ну… умница… это у нас газики…
Заскрипел второй сосунок. Клемантина взглянула на стенные часы:
