Но сейчас наступил срок перемен. В Сатурне навстречу друг другу летели два рваных, бешеных клубка бурь. И каждый из них нес свой груз. Ветра, казалось бы, были готовы в любой момент изменить пути или выплюнуть ноши — но в реальности это было невозможно. В танцы темных, бессолнечных потоков вошла новая сила…
Видимость на экранах дежурных внезапно улучшилась. Подобные, совершенно естественные, флуктуации бывали и в прошлые вахты, но все равно каждый раз привлекали внимание — просто по закону контраста. Болтающие о женском бейсболе парни соизволили бросить взгляд в чрево мира, названного именем бога Времени. И почти мгновенно заметили, что совсем рядом с правой телекамерой зонда летит странный, мрачновато отсвечивающий объект.
Пальцы старшего практиканта нажали несколько клавиш на пульте. Зонд получил команду сориентироваться относительно кристалла и произвести его захват.
Система ручного управления зондом-роботом — вещь маразматическая. Даже если не учитывать более чем трехсекундного запаздывания сигнала, мало дисциплинированный Сатурн все равно командовал техникой гораздо оперативнее, чем могли медлительные люди. Никто не понимал, как (и зачем) ученые умудрились выбить деньги на создание и установку такой аппаратуры, но она функционировала (то есть ни черта не делала) уже с полгода. И практикант задействовал ее исключительно для порядка. Иначе начальство, проглядев компьютерный дневник дежурства, как следует врезало бы за нерадивость — конечно, исключительно из почтения к инструкции, а не из-за здравого смысла.
Но сегодня система сработала в первый и последний раз. Зонд, ни на миллиметр не изменивший своего положения относительно добычи, выпустил петлю магнитного поля, а объект очень послушно оказался в ней. И спокойствие дней сатурнологов отныне охраняли только пресловутое упование на ничтожные вероятности и незнание двух деталек происшедшего: во-первых, кристалл был полностью нечувствителен к электромагнитным воздействиям, а во-вторых, при захвате вел себя совершенно пассивно…
Но на экранах отразилось только то, что улов благополучно водворился в контейнер. Робот, проболтавшись положенный срок в вечно простуженной каше Сатурна, как всегда, еле-еле справился с его гравитацией и стыковался с несущим орбитальным модулем.
«Титан» принял этот автомат через пять суток.
Запись в бортовом компьютере международной научно-орбитальной базы «Титан»:
«В соответствии с типовыми правилами, после выполнения исследования ИР-0899643/Т-670-Г зонд ПР-4 и содержимое его контейнеров были подвергнуты дезинфицирующему облучению ОИП-7/3. После вскрытия контейнера № 5, осуществлявшегося по типовым нормативам, обнаружилось полное разрушение одного из захваченных в атмосфере образцов, а именно фосфоресцирующего (?) кристалла неидентифицированного состава. В контейнере отмечено повышенное содержание изотопа Не4; на стенках присутствуют следы слабого альфа- и бета- излучения, шедшего изнутри. Предполагается, что распавшийся объект состоял из замерзших нестабильных изотопов газов. При явно недостаточной убедительности данной гипотезы более приемлемого предположения не выдвинуто. Подробнее см. Архив Научного Отдела, С, кассета 538/А, секция кассеты 818».
Экипаж «Дальнего» вышел из анабиоза. И сразу стало казаться, что на планетолете находится добрая тысяча человек. Каждый комингс[8] пересекался раз двадцать в минуту; куда ни посмотри — к шершавым, «войлочным» (то есть пластиковым) стенам присосались глянцево-медлительные полусферы роботов-уборщиков; корабельный селектор хрипел, честно пытаясь передать все требования о проверках систем и все рапорты об исполнении этого. Люди в перчатках-датчиках с очками-экранами на глазах ощупывали любой миллиметр любой поверхности — словно гладили, ласкали огромное, живое тело.
Причиной аврала был начальник базы «Титан», генерал Международной Космической Службы Джон Барлоу. Все заинтересованные люди знали: у этого человека есть сверхъестественная способность обнаруживать даже самый мизерный намек на неполадку. И это при том, что собственноручно на борту корабля-гостя генерал работал не более пяти-шести часов из всех трех суток четырехсменной проверки. И в случае любой «неблагонадежности» он немедленно ставил планетолет на полный осмотр — то есть на три недели каторжной и ювелирной работы как его экипажа, так и техперсонала базы.
