Мистер Хейл покашлял.
— Выходит, нет никаких доказательств, что эта миниатюра — портрет вашей матери.
— Конечно ее. Чей же еще!
— Не исключено. Позвольте спросить, портрет находится в этом доме?
— Он всегда возил его с собой. Наверное, он на яхте.
— Боюсь, он вместе с ним упал за борт. Стюард говорил о портрете, который вы описали. Он сказал, что мистер Стандинг всегда носил его с собой. Итак, мисс Стандинг, вы вполне уверены, что не знаете девичью фамилию матери?
— Я же вам сказала, что не знаю.
— Или хотя бы где ваш отец с ней познакомился?
Маргот помотала головой.
— Вы не знаете, где они поженились?
— Нет. Я ничего не знаю, сказала же вам — не знаю.
— Вы знаете, где вы родились?
— Н-нет. Во всяком случае… нет, не знаю.
— Что вы хотели сказать? Вы что-то собирались сказать.
— Только то, что… нет, не знаю… я думаю, что не в Англии.
— А! Не скажете ли почему?
— Он сказал — давно, я была еще маленькая, — он сказал, что он родился в Африке. Я спросила: «А где я родилась?» — и он ответил: «Далеко-далеко отсюда». Я подумала: видимо, я родилась не в Англии, а еще где-то.
Мистер Хейл пощелкал языком — обычно это записывают как «тц-тц!». Так он выразил свое презрение к подобному воспоминанию. В качестве доказательства оно никуда не годилось. Он прочистил горло с еще большей значительностью.
— Мисс Стандинг, если не будет найдено завещание, или свидетельство о браке вашей матери, или ваше свидетельство о рождении, то ваше положение станет исключительно серьезным.
Рука Маргот с конфетой застыла на полдороге ко рту.
— Почему это оно станет серьезным? Я папина дочь.
— Этому нет никаких доказательств, — сказал мистер Хейл.
Маргот расхохоталась.
— Ой, смешно до безобразия! Все знают, что я его дочь! Вы смешной до безобразия! Кто же я, по-вашему, если не Маргот Стандинг? Это же просто глупо!
Мистер Хейл насупился.
— Мисс Стандинг, дело очень серьезное, и я умоляю вас отнестись к нему серьезно. Я не верю, что мистер Стандинг составил завещание. Я знаю, что он не делал этого до двенадцатого августа сего года, когда заплатил за визит отцу. Это было шесть недель назад, и после того, как он ушел, отец сказал, что он безуспешно убеждал мистера Стандинга в необходимости составить завещание. Отец сказал такие слова: «Странное дело, — сказал он, — человек в положении мистера Стандинга откладывает такую простую и необходимую акцию, как составление завещания. Учитывая особые обстоятельства его дочери, он просто обязан это сделать, чтобы обеспечить ее будущее». Мисс Стандинг, это точные слова моего отца, и я привожу их в подтверждение того, что он был осведомлен о некоторой незаконности вашего положения.
Маргот вытаращила глаза.
— Что вы имеете в виду?
— При отсутствии какой-либо информации и в свете сказанного моим отцом…
— Господи боже мой, что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — сказал мистер Хейл, — что брака, по-видимому, не было.
— Как же так, ведь есть я! — сказала мисс Стандинг.
— По-видимому, вы незаконнорожденная.
Мисс Стандинг молча смотрела на него. Она повторила слово «незаконнорожденная» — оно прозвучало очень музыкально. Она просияла и с неподдельным интересом спросила:
— Как Вильгельм Завоеватель? Как сыновья Чарлза II?
— Точно так, — сказал мистер Хейл.
— Потрясающе до безобразия! — воскликнула мисс Стандинг.
Когда мистер Хейл закончил объяснение законного положения незаконной дочери человека, умершего без завещания, глаза мисс Стандинг округлились от недоверия.
— В жизни не слышала ничего более несправедливого. До безобразия, — твердо сказала она.
— К сожалению, от этого закон не меняется.
— Тогда что хорошего в том, что женщинам дали право голоса? Я думала, Что они изменят законы, несправедливые до безобразия. Так нам всегда говорила мисс Клей.
Мистер Хейл никогда не слышал о мисс Клей, которая была ни много ни мало как заместительница мадам Мардон. Сам он был противоположного мнения об избирательном праве для женщин.
— Вы хотите сказать, что я ничего не получу? — спросила мисс Стандинг, выпрямившись в кресле и сложив пухлые ручки на коленях, прикрытых синей шерстяной юбкой.
