Он осторожно посмотрел на меня и сказал:
— Знаешь… еще не поздно выразить все это как-нибудь туманно.
— Что? — У меня не сразу улеглось в голове, что такое он говорит.
— Я бы мог сложить какие-нибудь стихи, чтобы было потуманнее. В общих словах описать то, что произойдет… — В его голосе звучала надежда, как у проказливого ребенка, который надеется избежать нудных уроков.
— Нет.
— Ну, хотя бы в рифму? Лимерик, например, или какие-нибудь хорошенькие…
— Нет!
— Хокку, — слабо закончил он.
— Перестань, — отвечал я, в то время еще не знакомый с поэтической формой, о которой узнал позднее, во время путешествия через континент Чинпан. — А теперь будь так любезен, — продолжал я, отрубая каждое слово, — скажи мне, что же написано этими проклятыми рунами?
— Ну… — Он прочистил горло (я решил, что большой необходимости в этом не было). Затем скрючился, изучая руны. — Здесь говорится… — Он помолчал, с надеждой глядя на меня, и сказал: — Последний шанс услышать предсказание в туманной форме…
— Ты посох видишь? — спросил я, поднимая посох повыше — больше для выразительности, чем из опасений, что провидец его еще не заметил. — Я или проломлю тебе голову, или засуну его тебе в задницу. Или сделаю и то и другое, если ты мне сейчас не скажешь, что должно произойти.
— Хорошо, хорошо. Один маленький вопросик… У тебя есть запасы?
— Что? — Я не мог понять, о чем это он.
— Ну, что-нибудь готовое. Чтобы взять с собой в дорогу.
— Ты шутишь? — спросил я, но голос выдал мою неуверенность.
Провидец, судя по всему, ничуть не шутил. А моя неуверенность его только разозлила.
— Если хочешь встретить свою судьбу неподготовленным, тогда сиди тут и пялься на меня, отвесив челюсть, как слабоумный осел, — резко сказал он. — Если же, напротив, ты хочешь быть хоть немного готов, тогда ты сейчас побежишь в кладовку и подготовишь, что можно, к дальнему путешествию, во время которого охотиться тебе вряд ли доведется. — Я не двинулся, и его лицо помрачнело, а глаза блеснули. — Ну?
Я вскочил. Удивительно, как быстро можно отбросить цинизм и скептицизм, когда появляется только намек на угрозу жизни и здоровью. Ни слова больше не говоря, я отправился в кладовку, где собрал все, что можно было унести. Два бурдюка с водой, несколько бараньих окороков, немного сухарей, сушеное мясо и овощи. Мне приходилось делать выбор, потому что хромая нога не позволяла тащить тяжелый груз на далекое расстояние. С другой стороны, я не хотел остаться без продуктов.
Часть моего сознания жестоко меня бранила: "Он над тобой смеется! Это такая игра, и ты опять попался! Оставь эту чепуху, запиши пиво, которое он выпил, на счет обучения, и выгони этого бездельника на улицу!"
Однако я продолжал собирать провизию. Говорят, лучше перебдеть, чем недоблюсти, и, когда дело касалось моей безопасности, важнее ничего не могло быть. Даже простая радость выгнать посетителя из таверны.
Наконец я собрал все, что мог взять с собой, и побросал собранное в заплечный мешок. Он получился тяжелым, но нести его можно было вполне. Притащив его и себя в зал, я увидел, что провидец по-прежнему сидит за столом все такой же встревоженный. Я сбросил мешок с плеча на пол, он глухо стукнул, а я, показывая раздражение, сказал:
— Ну хорошо, провидец, я сделал, как ты сказал. И я тебе не завидую, если это просто твоя гнусная шутка…
— Я часто шучу, Невпопад, — мрачно ответил провидец, — но, когда дело касается моего таланта, ничто не отвлечет меня от моей священной задачи. Это что, — он указал на мой мешок, — припасы?
Я фыркнул от злости.
— Нет. Это моя коллекция эротических штучек восьмого века.
— Да что ты? — Кажется, он заинтересовался, даже бровь приподнял.
— Нет, конечно! — Я взорвался. — Это припасы. Ну а теперь давай!
— Хорошо. — Он сделал глубокий вдох и глянул в текст. — Во-первых, твой старый знакомый, Дениис, скоро вернется. После этого ты…
— Погоди. Стой.
Он вопросительно посмотрел на меня..
— Если судить по этому, — он постучал пальцем по пергаменту, — это может быть не лучший момент, чтобы меня прерывать.
— Ну да, зато согласно этому, — я постучал пальцем по своей голове, подражая ему, — я не помню никакого знакомого, которого бы звали… как ты сказал? Дениис?