Она слышала, какими тяжелыми и твердыми стали удары его сердца, слышала его неровное, сбивчивое дыхание, когда она прислонилась к нему всем телом. Ее обнаженные бедра, прижатые к его мускулам, казалось, налились ядом. Ощущение его твердой груди рядом с ее мягким телом вырвало у нее тяжкий вздох.
— Блейк, — прошептала она, не помня себя от возбуждения. Она столько выпила за ужином, что у нее сдали тормоза. Никогда прежде она не была в такой опасной близости к нему. А теперь она может делать что хочет, гладить его плечи и мышцы больших рук, и ничего ей не надо, только бы отдаться этому отчаянному приступу влечения, чувствовать его огромное теплое тело под своими пальцами.
Она приникла губами к его груди, впивая терпкий запах его одеколона и какого-то пряного мыла.
Он резко перевел дух, а его руки вдруг с силой сжали ее обнаженную талию.
— Не смей, Кэт, — жарко прошептал он. — Ты заставишь меня сделать такое, о чем мы оба пожалеем. Ты не знаешь, что ты со мной делаешь!
Ее тело двигалось, скользило по его телу, и она услышала, как что-то похожее на рыдание вырвалось из его груди.
— Я знаю, — простонала она, поднимая лицо, чтобы встретить его горящий взгляд. — Люби меня, Блейк!
— На общественном пляже! — прохрипел он, наклонил к ней лицо и впился в ее губы безжалостным поцелуем.
Ее руки обвились вокруг его шеи, его руки упали на ее бедра, резко приподняли ее тело, прижали так, что оно слилось с линией его плоти, вырвав стон из ее губ. Его пальцы сомкнулись, и она ощутила пронизавшую тело сильную судорогу, почувствовала его трепетные объятия.
Их качало, как пальмы в ураган, они гладили, ласкали, пробовали друг друга, изнемогая от жажды, казавшейся неутолимой. Ее пальцы, погрузившиеся в его темные густые волосы, взъерошили их, когда она уступила страстному влечению, которое возбуждала в нем.
Она почувствовала но пальцы на лямках топа, и, прежде чем успела сообразить, что произошло, к ее обнаженной коже вплотную прижалась путаница жестких волос. Она закричала от наслаждения.
— Помнишь, как было тогда, в беседке, помнишь, Кэт? — тяжело выдохнул он ей на ухо, все прижимая ее грудь к себе. — Хочу вот так же ощутить тебя всю, лечь с тобой на песке и заставить тебя почувствовать малейшее различие между твоим и моим телом.
Ее бедра отвечали дрожью на каждое прикосновение его ладоней и пальцев, ее ногти глубоко впились в его твердую спину, и она всхлипывала, захлестнутая волной эмоций, сотрясавших ее слабую плоть.
— Кэт, Кэт, нежная моя, любовь моя, — шептал он, снова и снопа касаясь ее губ короткими, властными поцелуями, которые приводили ее почти в неистовство, так что она все теснее приникала к его огромному теплому телу, пока не ощутила пронизавшую его судорогу.
Его рот пробрался вниз к ее шее, и она изогнулась всем телом, когда он очутился между холмами ее грудей и начал согревать и увлажнять их губами.
— Блейк, — страстно шептала она. Я люблю тебя, думала она, люблю больше жизни, и, если даже у меня ничего больше не будет, а ты женишься на Вивиен и у вас будут дети, я все равно буду любить тебя, до старости, до смерти… Ее пальцы погрузились в его волосы и прижали его рот еще теснее к обнаженной коже.
— Боже, до чего же ты сладкая, — выдохнул он, поднимая голову, чтобы накрыть ртом ее жаждущие губы. — Шелковистая моя, бархатная… Кэти, я хочу тебя. Ты нужна мне, как воздух, хочу любить тебя, любить тебя… — Его властный, требовательный рот снова приник к ее губам, объятия вобрали, поглотили ее всю, качая и баюкая, а волны ритмично набегали на белый песок, и шорох моря, проникая в ее мозг, пьянил сильнее, чем вино.
— Прекратим это, — простонал он, отрывая губы, чтобы рассмотреть ее запрокинутое лицо и в темноте, которая вовсе не была темнотой, встретить ее зеленые измученные глаза. — Я не могу взять тебя здесь!
Ее руки ласково скользили по его сильной, мускулистой груди. Ей хотелось ласкать его всего, каждый дюйм чувственного тела.
— Мы можем вернуться в дом, — предложила она хриплым шепотом.
— Да, можем, — отозвался он. — И ты проснешься в моих объятиях, ненавидя меня. Это не то, Кэт. Черт возьми, это не то!
