— У него защитный инстинкт, — усмехнулся Филлип. — Ложно направленный комплекс наседки.
— На твоем месте я не стала бы сообщать ему об этом, — сухо заметила Мод.
— Я не боюсь старшего брата, — парировал он. — Именно потому, что он во всем сильнее меня, нет смысла… впрочем, ты, пожалуй, права.
Мод рассмеялась.
— Ты — прелесть. Жаль, у Блейка нет ни капли твоего умения легко смотреть на вещи. Он такой впечатлительный.
— Я бы назвала это иначе, — еле слышно произнесла Кэтрин.
— Ну, разве не забавно, — обратился Филлип к матери, — что, когда нет Блейка, она просто паинька?
— Забавно, — кивнула Мод, улыбаясь Кэтрин. — Не хандри, душенька. Давай я расскажу тебе о вечере в честь твоего приезда, на который в субботу приглашает Ив Баррингтон. О том самом, который собиралась устроить я, если бы Блейка не вызвали в Лондон.
Приготовления к вечеру шли полным ходом. Форис прислал кашпо с букетами сухих цветов, пламеневших красками осени, и прелестные композиции из маргариток и анютиных глазок для украшения фуршета. Приглашены были человек пятьдесят — узкий круг знакомых. Не все из них были ровесниками Кэтрин. Ее позабавило присутствие среди гостей политиков. Мод энергично пробивала закон об охране соседних с Южной Каролиной незагрязненных пойменных земель, которым угрожала опасность стать промышленной зоной. Она и упросила Ив включить политиков в список гостей, ехидно подумала Кэтрин.
Когда музыканты грянули нечто разухабистое в стиле рок, Нэн Баррингтон, дочь Ив и одна из самых верных подруг Кэтрин, оттащила ее в сторону.
— Мама терпеть не может тяжелый рок, — доверительно сообщила она, услышав оглушительный шум инструментов. — Не могу себе представить, почему она пригласила именно эту группу, если это — все, что они играют.
— Это группа Глена Миллера, — сообразила Кэтрин, — и этот Глен пишется через одно «н». Твоя мама, очевидно, решила, что они будут исполнять музыку покойного Гленна Миллера.
— Очень похоже на маму, — со смехом согласилась Нэн. Она провела пальцем по краю своего бокала, наполненного искрящимся ромовым пуншем». Ее русые волосы тоже отливали янтарем. Окинув взглядом гостиную, она заметила:
— Я думала, что, если Блейк вернулся, он сюда заглянет. Уже одиннадцатый час.
Кэтрин улыбнулась. Они были еще совсем девчонками, когда Нэн втюрилась в него по уши. Блейк делал вид, что ничего не замечает, и относился к ним обеим как к не заслуживающим внимания подросткам.
— Ты же знаешь, Блейк терпеть не может званых вечеров, — напомнила она.
— Наверное, потому, что ему некого на них пригласить, — вздохнула коротышка Нэн.
Кэтрин нахмурилась. Сжимая в руке свой бокал, она пыталась понять, почему это замечание так ее задело. Она знала, что Блейк вечно занят, но ведь она приехала в «Серые дубы» всего на несколько дней. А не на годы. У нее столь ко дел. Может, она хочет съездить к родственникам во Францию, или в Грецию, или даже в Австралию. Или отправиться в путешествие с друзьями, хотя бы с той же Нэн. Или встретиться со школьными приятелями и подругами. Да мало ли устраивается приемов и вечеринок. Какой смысл торчать здесь, в «Серых дубах»? Особенно после того скандала, который Блейк закатил ей из-за Джека Харриса. Она вздохнула, вспомнив, как он был груб и резок. Джек Харрис краснел и бледнел и не знал, куда деваться от стыда, пока Блейк читал ему мораль. Когда Блейк в бешенстве, у него всегда такой холодный жесткий голос. А когда он накинулся на Кэтрин, она еле сдержалась, чтобы не броситься опрометью прочь. Нет, честно, Блейк ее пугает. Конечно, он ее не ударит и не сделает ничего такого. Это какой-то другой страх, странный и непреходящий, и чем она взрослее, тем этот страх сильнее.
— Чего ты нахмурилась? — неожиданно спросила Нэн.
— Разве? — Кэтрин рассмеялась и пожала плечами. Потягивая из бокала свой пунш, она перевела взгляд на вечернее платье своей миниатюрной подруги: бледно-голубое, на узеньких, как спагетти, бретельках.
— Мне нравится твое платье.
— Но с твоим не сравнить, — вздохнула Нэн, с завистью разглядывая декольтированное в греческом стиле тонкое белое платье Кэтрин. Шифоновые струи пенились и искрились при малейшем движении. — Не платье, а мечта.