Сеньор Виво и наркобарон - страница 83
В колледже студенты чудодейственно превратились в ясноглазых паинек из несбыточных снов разочарованного учителя. Никогда в жизни Дионисио так не блистал на занятиях; поступали жалобы от других преподавателей, что студенты, изучающие химию, древние и мертвые языки, тайны ботаники, а отличники – еще и гидравлику средневековой Византии, пропускают лекции, которые учителя тридцать лет читали по одним и тем же пожелтевшим конспектам, и битком набиваются к Дионисио Виво, всегда начинавшему уроки так: «Мне не нужно, чтобы вы верили тому, что я буду говорить, потому что все это – мура, но мура, в которую впечатано многое из нашей псевдоевропейской культуры, и потому лучше ее понять, ибо не освоивший историю муры и ее систему ни за что не отличит муру от ложной муры и не муры…»
Ученики – улыбчивые девочки и неоперившиеся мальчики – после его лекций аплодировали, угощали ананасами и сладостями, таскали к празднику подарочки, завернутые в одноразовые носовые платки, и оставались после уроков, чтобы Дионисио еще раз объяснил принцип тождества невидимых явлений, аристотелевский квадрат непротиворечивого, эмпирически реальные и трансцендентально идеальные формы интуитивного, демоническое зло по Декарту, гегелевскую диалектику неумолимого движения к абсолютному и ее преобразование в понимании марксистского диалектического материализма, доказательства существования Бога с точки зрения природы необходимых истин, культурное значение просветительства Розенкрейца, и существует ли Вероятный Мир, где есть город, столь похожий на Макондо, что, по сути, он Макондо и есть.
Девочки в классе влюблялись в него, сами не зная, за что полюбили: то ли за его печаль спасителя человечества, то ли за вид не от мира сего; мальчиков же занимал пугающий след от веревки и рубец на шее, и они влюблялись в миф о неуязвимости, в легенду о сверхъестественной неутомимости в постели; каждый мечтал стать таким же, слушая лекции об основах псевдоевропейской культуры в муре, которые Дионисио читал с двумя черными ягуарами, невозмутимо сидящими по бокам.
В ту пору, когда они появились крохотными потешными котятами, что сипло мяукали и раздирали все вокруг острыми коготками, которые приходилось дважды в неделю подстригать, чтобы дом не превратился в лохмотья, исполосованные четырехпалыми лапами, и потом, когда сделались такими огромными, что пришлось соорудить в машине откидную крышу, дабы в поездках они могли на заднем сиденье предаваться кошачьим забавам и цапать низко пролетавших птиц, кошки были опорой Дионисио. Он повсюду брал их с собой, рискуя неприятностями с «ИНДЕРЕНА» или похищением кошек беспринципными субъектами, которые на черном рынке торгуют шкурами животных, находящихся под угрозой исчезновения. Ягуары в задумчивости следовали за хозяином, и их загадочный немигающий взгляд способствовал получению невероятных скидок у испуганных владельцев магазинов и лавок – словно завороженные, лавочники отдавали лучший товар по оптовой цене. По ночам звучно мурлыкавшие кошки, опьяняюще пахнувшие клубникой и порой свежескошенным сеном, забирались к Дионисио в кровать, придавливали своим весом и крепко засыпали, видя во сне изумрудный рай джунглей и охоту на безропотных тапиров, чье сочное мясо имело вкус самого дорогого швейцарского шоколада.
Когда в двадцать первый день рождения Аники Дионисио стоял у окна и смотрел на зашторенные окна в доме напротив, ягуары, будто сговорившись, подкрались сзади, встали на задние лапы, повалили его на пол, и между припадками тоски с привкусом вулканического пепла Дионисио хохотал в шутливой возне. Кошки же доставили к нему Летицию Арагон.
Легация явилась с дорожной сумкой и сказала, что кошки за рукав привели ее из лагеря, но Дионисио не поверил: он не выпускал зверей из дома и совсем недавно с ними играл, щекоча им усы перышком трупиала. Тем не менее, Летиция стояла в дверях, а по бокам уселись ягуары.
В ней воплотилась неуловимая мимолетность человеческого бытия. Она сочетала фарфоровую хрупкость с яркостью колибри. Волосы легки, как паутина, и черны, словно оникс, а глаза будто не имеют цвета и меняются, отражая свет. Ниспадающая венерианская одежда намекала, что для Летиции естественнее нагота в лесах под звездным небом. Летиция протянула руку, и Дионисио показалось, что он коснулся не плоти, а сгустка лучей.
