— А англичане, почему они не пожелали заключить мирный договор?
— Им не нравилось соглашение, которое не подписано министром короля и которое, таким образом, могло быть отменено по той причине, что при его заключении не были соблюдены необходимые формальности.
Императрица покачала головой. Это, пожалуй, была единственная часть ее тела, которая еще функционировала нормально.
— Выходит, Франция не может заключить мир с Англией?
— Нет, ваше величество.
— И что, по-вашему, из всего этого последует?
— Англия укрепит свой морской флот и завоюет моря, ваше величество. Она отберет колонии у Франции и изрядно ее потреплет.
Игривое выражение исчезло с лица императрицы.
— Стало быть, мы остаемся один на один с людоедом, — произнесла она.
«Людоед» — не кто иной, как Фридрих, это понятно всякому. Себастьян подумал, что, похоже, он ошибся и голова у этой слонихи работает тоже не слишком хорошо, потому что она, казалось, не догадывается, что ее дорогой племянник Петр спит и видит, как бы отдать Фридриху II всю Россию целиком, с ее церквями, попами и богатством.
— Вы его видели? — спросила императрица.
— Нет, ваше величество.
Елизавета на минуту задумалась.
— Мне было бы любопытно узнать ваше мнение, если вы с ним встретитесь, — произнесла она наконец. — И еще я хотела бы, чтобы вы вернулись в Париж и объяснили королю, что Фридрих сейчас — это самая большая опасность, угрожающая христианскому миру.
— Желания императрицы — закон, ваше величество.
Елизавета издала короткий смешок, напоминающий кудахтанье. Она протянула руку, Себастьян ее поцеловал. Это было сигналом для завершения аудиенции. Себастьян отступил на три шага, поклонился и направился к выходу. Какое-то время он подождал в передней. Очевидно, императрица обменивалась впечатлениями с принцессой Анхальт-Цербстской и баронессой Вестерхоф.
Человек, которого Себастьян, как ему показалось, узнал в глубине гостиной, появился до того, как вернулись обе женщины, и протянул ему руку. Это был барон Засыпкин. Последний раз они виделись в Вене.
— Я слышал все, что вы сказали, — кивнул Засыпкин. — Вы выражаетесь ясно и точно. Вы ведь поняли императрицу. Можно сказать, она доверяет вам тайную миссию в Берлине. Я ее поддерживаю. Вы получите средства на расходы.
Себастьян поклонился.
— Императрица упомянула также о некоей миссии в Париже. Что вы об этом думаете?
Себастьян недовольно скривился и покачал головой:
— Король Людовик не чувствует исходящей от Фридриха угрозы. Его беспокоят только англичане, поскольку они посягают на его владения. Он не видит причин бежать на помощь России. Ваши единственные истинные союзники — это австрийцы.
— Их поддержка нам уже обеспечена.
Себастьян удивленно приподнял брови: он об этом не знал. Очевидно, тайное соглашение. Тем временем подошли принцесса и баронесса.
— Вы видели императрицу, — сказала баронесса. — Что вы думаете об этой аудиенции?
— Я скажу вам об этом в карете.
— Мне показалось, что сердце весьма изношено. Два года.
— Что? — воскликнули одновременно обе женщины, и принцесса от удивления даже подпрыгнула на подушках коляски.
— Даже меньше. Пятнадцать месяцев жизни.
— Но это же ужасно!
— Я не собирался пугать вас. Это сильная женщина. Но власть истощила ее. И всякие удовольствия тоже. Она уже не в себе.
Женщины раскрыли рты от удивления. Говорить об императрице в таком тоне! Но Себастьян не собирался описывать им свой путь к познанию природы животного под названием «человек», который был его худшим врагом с тех самых пор, как он бежал из дворца вице-короля в Мехико. Он знал, как истолковать эти сифилитические язвы, проступавшие под толстым слоем румян, зеленоватый оттенок кожи и желтушный цвет глазных белков, одышку, свойственную легочникам и сердечникам, хромоту, какая бывает у страдающих подагрой и ревматизмом. Еще он умел находить слабые стороны в настоящем и будущем.
— Что значит «она не в себе»? — переспросила принцесса Анхальт-Цербстская.
— Будь у императрицы хоть немного здравого смысла, — ответил Себастьян, — она бы уже знала, что ее любимый племянник давно лижет руки тому, кого она считает своим злейшим врагом.
