– Что это такое? – спросила она, показав телефон.
Лукас взглянул на него, а Эндж внимательно посмотрела ему в лицо.
– Это мой новый телефон, – сказал он.
– Он лежал на верхней полке в гостиной. На самой верхней.
– Это совершенно новый телефон. Я хотел несколько недель попользоваться им, прежде чем Олли набьет его играми и приложениями. Этот ребенок словно чует запах телефона или айпада с расстояния пятидесяти футов.
Он был прав. Олли скачал на все телефоны и планшеты в доме свои дурацкие игры. На ее собственном телефоне нужно было прокрутить до четвертого экрана, чтобы добраться до Инстаграма. Маленький засранец.
И все же Эндж не удовлетворило объяснение Лукаса.
На следующий день на работе Эндж перебирала набранные им номера. Он звонил по одному номеру, который она не узнала, четыре раза за последние семь дней. Она решила, что нет ничего плохого в том, чтобы проверить.
– Алло?
– У меня пропущенный с этого номера, – весело сказала Эндж. – Могу я спросить, кто это?
– Могу я спросить, кто мне звонит? – возразила женщина.
Эндж чутко вслушивалась в ее голос. Он был высоким и женственным и звучал не так, как Эрин.
– Это, эм… Диана. Диана Тейлор.
– Простите, я думаю, вы ошиблись номером. Я не звонила никакой Диане Тейлор.
– Вы уверены? Может, скажете ваше имя?
– Извините, – сказала она и повесила трубку.
Не было никаких доказательств, что это Эрин. Возможно, это кто-то другой, кто угодно, и Лукас на самом деле прятал телефон по причине, которую озвучил. Но Эндж все же казалось, что это не так. У нее было шестое чувство на такие вещи, еще со времен Джози.
Джози. Эндж почувствовала, как в горле у нее встал комок. Это было такое милое, нормальное имя. Имя для ветеринара. Для воспитательницы детского сада. С другой стороны, почему у нее не может быть хорошего имени? Ведь мать Джози не смотрела на свою новорожденную дочь сверху вниз и не думала, что та выглядит так, будто вот-вот превратится в проститутку.
Уилл был совсем малышом. Эндж уже больше года сидела дома и все еще не привыкла к этому. Каждый день она одевалась, сушила волосы феном, красила губы. Но у нее было так мало событий в то время. Парк. Детский сад. Рисование пальцами. Не то чтобы она не любила Уилла. Просто ей не нравилось материнство.
Лукас постоянно находился в своей студии. Его бизнес процветал в значительной степени благодаря Эндж. В любое место, куда бы она ни шла, она приносила с собой кучу его флаеров. Его фотографии, по общему признанию, были сенсационными. У него был дар улавливать моменты. Малыш тянет мамины бусы, и жемчужины рассыпаются по полу. Ребенок закатывает истерику, в то время как остальные члены семьи хохочут. Падает в лужу и щурится на солнце. Каким-то образом он превращал неприятности в искусство.
Однажды утром, когда Эндж оделась, уложила волосы и накрасила губы, притом что ей некуда было идти, у нее появилась блестящая идея. Мы устроим семейную фотосессию! Теперь, когда она подумала об этом, ей показалось нелепым, что у них ее до сих пор не было. Кроме того, что ей будет чем заполнить следующие несколько часов, это была идеальная реклама для Лукаса. Она могла бы использовать свои фото на листовках и с гордостью демонстрировать их, когда принимала других матерей у себя в доме.
Эндж посадила Уилла в коляску, и они побрели в студию Лукаса. Она была в центре парка – идеальное место для съемок, когда погода хорошая. Если Лукас с клиентом, решила Эндж, Уилл поиграет на детской площадке, пока они будут ждать.
Когда она пришла, дверь была заперта, а это означало, что Лукас находится в темной комнате. Хорошая новость, подумала она, у него нет клиента. Погода была идеальной для съемок на открытом воздухе. Может быть, Лукас сможет установить автоспуск и сам попасть в кадр?
Она громко постучала.
– Лукас!
Она не беспокоилась, что он долго не отвечал: в темной комнате много химикатов. Ему нужно все убрать. Эндж просто ждала. Примерно через минуту она постучала снова. И стала ждать. Возможно, он пошел за сэндвичем, но Эндж сделала ему сэндвич с курицей, авокадо и майонезом тем утром. И его машина стояла на стоянке; она видела ее с того места, где стояла.
