Его хорошо знали на всех дорогах папских владений; он щедро платил, но был способен спустя три месяца после нанесенного ему оскорбления подослать наемного убийцу для расправы с оскорбившим его лицом.
Единственным благочестивым делом за всю его долгую жизнь была постройка в обширном дворе его замка у Тибра церкви, посвященной св. Фоме, да и то его склонило к этому праведному делу желание иметь перед глазами могилы своих детей[14], к которым он питал беспредельную и противоестественную ненависть с самого раннего возраста, когда они еще ничем не могли его оскорбить. «Я хочу всех их уложить туда», — часто говорил он со злой усмешкой рабочим, строившим эту церковь.
Трех старших сыновей, Джакомо, Кристофоро и Рокко, он послал учиться в Испанию, в Саламанкский университет. Когда они очутились в этой далекой стране, он, чтобы доставить себе злобное удовольствие, перестал высылать им деньги, и несчастные юноши после бесчисленных писем, оставшихся без ответа, вынуждены были вернуться на родину, занимая по пути мелкие суммы денег или попросту выпрашивая милостыню.
В Риме они нашли отца еще более суровым, строгим и скупым, чем раньше; несмотря на свое огромное богатство, он не хотел давать денег сыновьям ни на одежду, ни на покупку хотя бы самой простой пищи. Несчастные были вынуждены обратиться к папе, который заставил Франческо Ченчи выдавать им небольшую сумму денег. Получив эту скромную помощь, они поселились отдельно от отца.
Несколько времени спустя Франческо за свои грязные любовные похождения был заключен в тюрьму в третий и последний раз; тогда сыновья его испросили аудиенцию у его святейшества, ныне правящего папы, и единодушно обратились к нему, умоляя вынести Франческо смертный приговор, так как он бесчестит их семью. Климент VIII и сам склонялся к тому же, но счел невозможным исполнить просьбу этих выродков и, отказавшись от своего первоначального намерения, прогнал их с позором.
Отец, как мы уже говорили, вышел из тюрьмы, уплатив крупную сумму лицам, от которых это зависело. Легко понять, что необыкновенное ходатайство трех старших сыновей должно было еще усилить ненависть, которую он питал к своим детям. С утра до вечера проклинал он их, взрослых и малолетних, нещадно избивал палками двух своих несчастных дочерей, которые жили с ним во дворце.
Старшей из них, несмотря на неослабный надзор, удалось передать папе прошение, в котором она заклинала его святейшество либо выдать ее замуж, либо поместить в монастырь. Климент VIII сжалился над ней и выдал ее замуж за Карло Габриэлли, принадлежавшего к одной из благороднейших фамилий Губбио; его святейшество заставил Ченчи дать за дочерью богатое приданое.
От этого неожиданного удара Франческо Ченчи пришел в неописуемую ярость, и, чтобы воспрепятствовать Беатриче, когда она подрастет, последовать примеру сестры, он запер ее в одной из комнат своего дворца. Здесь никто не должен был видеть девушку, красота которой, хотя ей едва минуло четырнадцать лет, уже достигла полного расцвета. Она отличалась веселостью, простодушием и каким-то особенным юмором, подобного которому я не встречал больше ни у кого. Франческо Ченчи сам приносил ей еду. Надо думать, что именно тогда-то это чудовище влюбилось в нее или притворилось влюбленным, чтобы обречь свою дочь на мучительную пытку. Он часто говорил ей о кознях старшей сестры и, распаляясь от собственных слов, начинал бить Беатриче.
Между тем сын его Рокко был убит каким-то мясником, а год спустя Кристофоро Ченчи погиб от руки колбасника Паоло Корсо из Массы. По этому случаю Франческо обнаружил свое мерзкое безбожие, не пожелав истратить ни одного байокко на покупку свечей. Узнав о смерти своего сына Кристофоро, он воскликнул, что будет счастлив только тогда, когда все его дети будут погребены, а после того, как последний из них умрет, он от радости подожжет свой дворец. Рим был удивлен этими словами, но все считали, что можно ожидать чего угодно от человека, который единственное удовлетворение находит в том, чтобы бросать вызов всем в мире и даже самому папе.
