Семмант - страница 60

Шрифт
Интервал

стр.

И все же, я не отчаивался и не сетовал, зная, что гонюсь за несбыточным, за тем, что существовать не должно. Не должно, но существует, и, понимая это, я не злился на неискренних, неумелых – слыша их ненатуральные стоны, ощущая неприятие их лона. Ни от чего нельзя было застраховаться – я считал это справедливым. Ни цена, ни возраст, ни национальность не гарантировали успеха. Тем ошеломительнее был успех, когда он случался – порой там, где я вовсе его не ждал.

Да, не так уж редко попадались те, что будто искали со мной одного и того же. Было даже смешно – ведь я платил им гроши по сравнению с тем, что пытался получить взамен. И однако ж, никто не роптал на несправедливость. У многих, многих находилось, чем поделиться. Они отдавали мне куда больше, чем было оговорено в негласном акте купли-продажи. До того я искренне полагал, что мир устроен совсем иначе – каждый, кто имел дело с рынком, хорошо меня поймет. Кто б мог подумать, что часть сокровищ, будто бы растраченных давным-давно, оказалась спрятана в укромном месте. Там, где не придет в голову их искать…

Лидия не звонила и не отвечала на звонки, но я переживал уже не так остро. Мой мозг Индиго, получив новую пищу, трудился над осмыслением, работал, как мощный классификатор. Я узнал много женщин за короткое время – и понял, что вовсе не знал их до того. Они заполонили мое сознание – яркие бабочки, причудливые цветы. Щедрость их отклика не удивляла меня больше, я согласился: каждый, у кого есть за душой хоть что-то, хочет делиться и делиться – с теми, кто по-настоящему способен это взять. Все мы, из Пансиона, знали это не понаслышке – сколь многое нужно прятать от бездарных и неумелых, от потребителей, которым нужны лишь крохи. И все мы, вольно или невольно, осматривались кругом – куда бы, мол, пристроить остальное…

Я рассказывал об этом Семманту – вновь о Брайтоне и о себе, но еще и о них, добрых самаритянках с бутафорскою искусственной броней. Броня спадала при первом волшебном слове, обращалась в пыль. Они спешили соблазнять и соблазнять, даже зная, что обманутся почти всегда. Это была абстракция, ею стоило восхищаться. Извечный женский поиск, сжатый во времени до предела. Суть его – лишь идея, в этом он экстремален. С ним может сравниться только другая крайность – любить всю жизнь одного мужчину, быть ему верной всегда, во всем. Дева Мария, Мария Магдалина – мифотворцы всегда были склонны сводить эктримы лицом к лицу.

Деве Марии я не знал примеров, увы. Но девушек из борделей я узнал во множестве – и писал роботу о лучших из них, не боясь преувеличений. Быть может, это стало началом случившегося после, но тогда я не мог ничего предполагать. Я лишь делился с ним, как с понимающим другом, рассказывал и о Росио, и об Андреа….

И о черноглазой испанке Стелле, заядлой велосипедистке, чьи ноги и задница были крепкими, как камень. Она никогда не отводила взгляда – смотрела прямо в глаза, внимательно и строго. У нее были густые волосы, уверенная походка, устойчивые привычки. Мужчина, что был ей по нраву, мог не сомневаться: вся она сейчас с ним, все ее мысли, все существо.

Когда мы зашли в комнату, она сама стянула с меня рубашку – и ботинки, и джинсы, глядя в зрачки. Я с трудом вырвался, чтобы зайти в ванную, а когда вышел, она была тут как тут, с большой махровой простыней, и взгляд ее был тут как тут, и я перестал его смущаться. Помню, она пахла свежим ветром, горной травой. После я сказал ей – ты выглядишь моложе своих лет, – а она засмеялась – теперь я люблю тебя еще сильней, – и поцеловала меня в сосок.

Я писал о стройной Пауле с татуировкой под правой грудью. Там сидели, обнявшись, девушка и ее обезьянка. Девушка смеялась, обезьянка грустила. Они были очень гармоничной парой.

Паула выросла в семье кондитера, пахла пирожными, миндалем, корицей. Она была скромна и тактична, но при том разговорчива – в том числе и в постели. Извинялась – тебя, наверное, раздражает моя болтливость? Прости, шептала, я не могу заниматься этим молча – и набрасывалась на меня, и говорила, говорила…

У нее был постоянный поклонник – банкир, даривший дорогие подарки. Паула его жалела – мол, он влюбился, какая незадача, что же ему теперь делать? Ко мне она не испытывала жалости, утверждала, что я родился в рубашке. В сорочке с бисером и золотой строчкой.


стр.

Похожие книги