Кеманча смолкла, я вышел из дому и пошел к Искендеру.
Я взобрался в Гаяалты запыхавшись.
Потоки селя с Карадага недавно прошли по этому склону. Каменистая земля была вся в трещинах. На ней росли только колючки, крепко вцепившись в нее корнями, кизил да лесная мушмула. Я огляделся. Отца не было. "Наверное, пошел в правление", - решил я и медленно зашагал по тропинке в махал Демирчиляр.
Все вокруг было залито теплым солнечным светом. Окна домов светились всеми цветами радуги. Полевые цветы легонько покачивали нежными лепестками. Ветки деревьев, склонив верхушки, роняли на землю утреннюю росу. А горы уже были спокойными, светлыми, величественными. На изумрудном небе выделялись две точки - это были орлы, они будто парили рядом с солнцем.
Мне даже показалось в эту минуту, что не только Чеменли - весь мир охвачен тишиной и покоем. И душа моя наполнилась гордостью, я будто впервые увидел родное село: эти дома под красной черепицей, разукрашенные веранды. Вдруг я вспомнил отцовский молоток и мастерок. На большинстве этих домов есть их следы.
Почти каждый дом в Чеменли украшен фигурками животных и птиц. На крыше наших соседей, на доме Шахназ, - красочные павлины, веером распустившие хвосты. На доме Искендера куда-то бежит маленький олененок, выпучив огромные глаза. Сталкивающиеся закрученными рогами бараны, горные козы, как бы желающие перепрыгнуть через крышу, скачущие с крыши на крышу, с чердака на чердак пушистые белки, лисицы, вот-вот готовые ожить и разбежаться по тесным переулкам нашего села. Эти фигурки служили опознавательными знаками наших безымянных улиц, ненумерованных домов.
Минуя эти знакомые адреса, я продвигался к верхней части села. Не доходя центра, перед правлением сельсовета я увидел отца, сидевшего на деревянной скамье у больших ворот. Он все так же неторопливо скручивал самокрутку. Он увидел меня и сделал знак рукой, чтобы я подошел.
- Что с тобой, сынок? - участливо спросил он, внимательно меня оглядывая. При этом он встал, видимо собираясь пересесть на другое место. Куда ты так рано?
Когда он повернулся, чтобы изменить положение, я увидел сзади него морщинистую шею. Раньше я как-то не замечал этого. На шее отца, на задубевшей под солнцем бронзовой коже, протянулись перекрещивающиеся глубокие морщины, похожие на трещины в высохшей от жажды земле. Нет, это были даже не трещины, а скорее пирамида из ровно нарезанных черных брусков.
Эта пирамида так меня поразила, что я не мог отвести от нее глаз.
Отец как будто понял мое состояние.
- Молчишь? Видно, и ты, и твоя мама думаете, что я радуюсь новой должности? - тихонько спросил он. - Вот видишь... Раньше всех явился в сельсовет и уселся перед правлением.
Я не ответил; опустив голову, ждал, что он еще скажет.
- Садись рядом, - он указал мне место на лавочке, - поговорим немного.
Я сел.
- Это хорошее предзнаменование, что, вступая в новую должность, я могу поговорить с тобой. Кто у меня есть на этом свете дороже тебя...
- Ты мог поговорить со мной и. дома... Что скажут...
Папиросный дым, выпускаемый сквозь короткие седые усы, смешивался со странной улыбкой на его губах. Отец так ласково посмотрел на меня, так мягко улыбнулся, что я снова ощутил какой-то странный озноб.
- "Что скажут..." - Отец с легкой иронией повторил мои слова. - Дело не в том, сынок. Кто что скажет - меня мало интересует. Но сегодня, вот здесь, - он рукой дотронулся до своей груди, - будто соорудили мельницу мыслей... Знаешь, Эльдар, ты ходишь в школу, читаешь книги, каждый день что-то узнаешь. В этом нет ничего удивительного. А я с недавнего времени тоже будто сижу на уроке. Или читаю какую-то книгу. Одна мысль рождает другую. Со вчерашнего вечера я столько всего передумал, ты не можешь себе представить...
- Правильно мама говорит, тебя обрадовала новая должность...
- Обрадовала? Нет, просто вчера я был совсем другим человеком. Что же произошло? А ничего, это и есть жизнь. Человеку свойственно меняться каждый день, иначе он будет походить на камень или скалу. Недавно я был в Гаяалты. Видел черные расщелины, и сердце у меня разрывалось...
