Я думаю, что, может быть, она хочет, чтобы психотерапевт произвел за нее все изменения в ней самой.
Вопрос: Не думаете ли Вы, что это может быть клаустрофобия? Моя пациентка ходит на работу пешком много километров, потому что не может сесть в автобус.
Бетти: Клаустрофобия обычно является частью целого «куста» симптомов. Может показаться, что пациент ходит с чугунной или металлической «чушкой» в руках – такой гладкой, что трудно ухватиться. Клаустрофобия – только маленький кусочек «чушки» проблем, которую он таскает. Мне кажется, что проще работать с этими проблемами, отделив их друг от друга. Выбрать один симптом, в работе с которым пациент может преуспеть, а потом, опираясь на успешные результаты, работать с другим симптомом.
Мой отец однажды работал с человеком, который не мог ездить в машине. Мужчина мог проехать примерно пять кварталов на машине, после чего падал в обморок. Отец написал для него документ, который пациент должен был предъявлять полиции при необходимости. В нем было сказано: если этот человек будет вести себя необычно, полиция не должна его трогать, потому что он выполняет инструкции врача.
Инструкции отца были следующими. Мужчина должен был проезжать 50 футов, выходить из машины, ложиться прямо на асфальт, лежать примерно минут пять, чтобы прошло чувство слабости, потом должен был встать, сесть в машину, проехать еще 50 футов . Пациент стал выполнять инструкцию, выйдя от отца, занимался этим всю ночь, а к утру наотрез отказался выполнять предписание.
То же самое можно предложить вашим дамам. Они могут выбрать самые короткие перегоны метро, ездить взад-вперед и практиковаться. Проехать, выйти и отдохнуть, еще раз проехать, выйти и отдохнуть. И на это может уйти целый день.
Вопрос: Две мои пациентки пытались так сделать, но, проехав одну остановку, в ужасе выскакивали из автобуса и говорили, что это слишком ужасно, чтобы повторять.
(Бетти повторяет за психотерапевтом слова «ужасно», «слишком ужасно»).
Бетти: Ты знаешь, почему я повторяю эти слова? Потому что выздороветь – это очень тяжелый труд. Я всегда говорю пациентам, что сердце мое болит за них, потому что выздороветь – это очень и очень тяжелый труд. И выбор за вами: вы либо выздоравливаете, либо не выздоравливаете. Я никогда не работаю тяжелее, чем мои пациенты. Я сделаю для вас все, что могу, все, что будет нужно для того, чтобы помочь вам, если вы будете стараться больше, чем я. Вы можете звонить мне в два часа ночи, если надо. Я знаю, что сделаю все, что необходимо моему пациенту, но работать больше, чем он, я не буду. Мы будем делать это вместе, но вам придется работать больше, чем мне.
По-моему, это очень важная часть психотерапии и, конечно, эриксоновской терапии. Я училась этому у отца. Он делал для пациентов все, но никогда не работал больше, чем они.
Одна из моих пациенток так много перенесла в жизни, что мы, наверное, будем ней работать до самой ее старости. По моей просьбе, чтобы помочь себе, она сделала картонку, по форме напоминающую теннисную ракетку, проколола в ней множество дырочек и написала: «Это поможет мне выздороветь». Теперь, если ей трудно принять какое-то решение, она смотрит сквозь эту картонку и пытается понять, «пройдет» ли то, о чем она думает, мысленно через эти дырочки. Если да, то она разрешает себе, если нет, то запрещает. «Могу ли я выпить?» – она смотрит через картонку. – «Нет». «Можно ли ударить моего ребенка по лицу? Поможет мне это выздороветь?» – «Нет».
Теперь вы согласны, что выздоровление – это тяжелый труд?
Когда я впервые предложила использовать картонку, моя пациентка сказала, что это глупо. Я спросила, как она тогда будет проверять, поможет ли это ей выздороветь. Она ответила, что действительно все время забывает.
Тогда женщина спросила: что если она, даже проверяя себя по этой карточке, будет себе лгать. Я спросила: «А это поможет тебе выздороветь?»
