Алёшка услышал в сенях медленные твёрдые шаги. Кто-то открыл и плотно прихлопнул за собой дверь. И от этого по-хозяйски плотного хлопка в доме что-то сразу изменилось. Вещи остались на местах: и стол, и старинные стулья, и гераньки на окнах, и не подходящая к общей обстановке, сурового вида железная кровать, накрытая серым суконным одеялом и отгороженная от комнаты самодельной этажеркой с книгами и журналами, — всё осталось на местах. Но Алёшка ясно почувствовал напряжение, которое вдруг установилось в сыром, пахнущем геранькой воздухе комнаты. Он видел, как Юрочка поспешно сбросил ногу с ноги, подобрал руки, на его беспечное лицо легла хмурая тень ожидания.
В напряжённой тишине отщёлкивал секунды тяжёлый маятник старинных часов.
Заскрипела половица, медленные шаги приблизились к порогу комнаты, и Алёшка невольно встал: слишком властным был вид невысокой полной женщины в чёрном строгом костюме, остановившейся в дверях. Женщина без улыбки смотрела на Алёшку — так смотрят усталые люди на ещё одного явившегося просителя. Ни руки её, ни заметно припухшие под глазами веки, ни властно сжатые губы не сделали ни единого движения, пока она смотрела на Алёшку. Юрочка пошевелился, привлекая внимание женщины к себе.
— Мама, это Полянин, Алексей… Новенький в нашем классе. Из Москвы.
— Полянин? — низкие брови на невозмутимом лице женщины приподнялись и опустились, как крылья медленно летящей птицы. — Слышала… — Голос её и взгляд смягчились. — Я рада, что у Юрочки, наконец, появился друг. Меня зовут Дора Павловна…
Звук «р» Дора Павловна выговорила с такой металлической чёткостью и силой, что струны испорченного боя в массивном футляре часов, висевших на стене, отозвались сквозь ритмичное щёлканье маятника дрожащим резонирующим звоном. Дора Павловна подошла к зеркалу, чётким движением руки поправили в костюме воротничок.
— Всё-таки, Юрочка, я недовольна тобой. — Она сказала это, не отходя от зеркала, строго глядя себе в глаза. — Ты обещал убрать дрова в сарай. Дрова у всех на виду, под дождём… Не думаю, что надо ждать, когда тебе или мне скажут об этом люди. Посидите здесь. Я приготовлю чай.
Дора Павловна вышла в кухню.
— Кажется, пронесло… — прошептал Юрочка. Шёпот прозвучал за спиной Доры Павловны, и Алёшка поморщился.
В поведении и словах Доры Павловны не было ничего, что могло бы Алёшку обидеть или унизить, и всё-таки он не сразу освободился от напряжения и ощущения какой-то душевной зябкости.
— Слушай, Юрка. Пойдём дрова в сарай перекидаем! — Он сказал это тихо, Дора Павловна не могла его слышать, но глаза Юрочки тут же по-зверюшечьи сверкнули. Не сводя с Алёшки взгляда, он с каким-то наивным удивлением протянул:
— А ты, оказывается, в паиньки лезешь?! Ладно, чай ты себе и так заработал. А таскать мокрые поленья — бррр!.. Ты лучше приготовься: у мамочки даже чай с политикой! Так что… — Юрочка пальцем покрутил у лба, — соберись…
Дора Павловна пила чай редкими медленными глотками. Алёшку она не угощала. Всё, что сочла нужным, она выставила на стол: хлеб, масло, пряники из магазина, вазочку яблочного варенья. Алёшка мог брать то, что хотел, мог ничего не брать — Дору Павловну это не волновало. Она сидела напротив, уперев локти в стол, в ладонях перед собой держала чашку, как будто сразу грела озябшие руки и подбородок, и глазами, полными дум, напряжённо разглядывала за окном серое низкое небо.
Юрочка уже два раза ронял на пол нож, звякал в чашке ложечкой, нервно покашливал, а Дора Павловна всё смотрела на обрызганное дождём стекло, изредка приближала к губам чашку, отпивала глоток и не замечала ни Юрочку, ни затихшего в углу Алёшку. Юрочка наконец потерял терпение.
— Мама, кажется, мы тоже за столом!..
— Да, я это знаю, Юрочка, — отчётливо произнесла Дора Павловна. — Бывают, мальчики, в жизни дела, когда всё, буквально всё отступает на второй и даже на третий план… Тебе, Алёша, налить чаю? Стесняться не надо. Ложный стыд порой толкает на поступки, которые человек в ясном сознании не совершает… Дай чашку… Я хочу сказать вам, мои мальчики, что нам всем надо иметь очень ясную и очень холодную голову. Наше время — время жестокой борьбы. На наших плечах свинцовая тяжесть туч. Сердца мы должны держать в холодных и крепких ладонях целесообразности… Ты, Алёша, конечно, в комсомоле? Да, в этом я не сомневалась. Ты кем думаешь стать?..