Макар отыскал её в расходящейся толпе, пошёл рядом. Васёнка крепилась, хотя Зинка Хлопова успела её обидеть: впереди неё, пробираясь среди сдвинутых скамеек, Зинка обернулась, насмешливо обронила:
— Сбежал от тебя твой-то!..
— Уж и прилепила! — испугалась Васёнка, а сердце ожгло неожиданным словом — «твой!».
Васёнка одна сошла с высокого клубного крыльца, уже стыдясь, что она — одна.
— Пошто ушёл-то?! — попрекнула Васёнка, радуясь что Макар снова рядом с ней.
Макар развёл руками.
— Ребятня в плен взяла! — и, понимая Васёнку и винясь перед ней, сказал: — Малые ведь! Выгнать, понятно, легче…
Они шли, поотстав от всех. Народ дорогами и тропами разбежался по селу. Какое-то время слышалось, как по обеим сторонам улицы гулко колотили в дверь, кто-то стучал в дребезжащее окно, кто-то кого-то кликал. То у одного, то у другого дома взлаивали потревоженные собаки. Наконец, всё утихло, и Васёнка с Макаром остались одни, в одной заботе: чтобы дорога, по которой сейчас они шли, была длинной, как ночь.
От околицы, с полей, от стылого леса шла тишина, такая ясная, хрупкая, что Васёнке казалось: хлопни она в ладоши — и с неба, как этот первый иней с деревьев, посыпятся звёзды. Засверкают, посыпятся на тёмные дома, на острые крыши, на дорогу, на идущего рядом «её» Макара…
Среди звёзд Васёнка увидела едва прочерченный тоненький серпик и обрадовалась, тут же поверив, что новорождённый месяц сулит ей счастье.
— Глянь-ка!.. Месяц народился!..
Замерев, она ждала, что ответит Макар. Ей даже не важно было, что он ответит, важно было, как ответит, и она, вот сейчас, сразу, узнает, о чём он думает.
Макар почувствовал на плече робкую Васёнкину руку и посмотрел вверх, куда смотрела Васёнка. Он увидел затерявшийся в звёздах серпик. И, хотя этот краешек будущей луны никак не мог вмешаться в его жизнь, Макар был рад, что именно сейчас он появился в небе, потому что из-за этого лунного краешка Васёнка своей рукой тронула его плечо.
Он почувствовал, что Васёнка связала с народившимся месяцем что-то важное в своей жизни и, угадывая это важное, радуясь и стараясь дольше задержать на своём плече Васёнкину руку, осторожно сказал:
— На счастье…
Васёнка засмеялась, отвернулась, закрыла лицо варежкой.
Они много раз прошли село от околицы до околицы, наконец, остановились под берёзами, у Васёнкиного дома.
Васёнка встала у калитки и сразу увидела, как тоненький месяц отблёскивает в крайнем, её окне.
— Макар! — позвала Васёнка. — Пошто тогда, на «беседе», ты прямо на виду ко мне подошёл?..
Макар долго не отвечал, глядел на Васёнку, потом сказал:
— А к чему скрываться? Пришёл тебя повидать, вот и…
— А я чуть разума не лишилась!..
Макар тихо, как будто про себя, засмеялся, положил ей на плечи свои тяжёлые руки, бережно притянул к себе. Сердце у Васёнки заметалось. Она не уходила от его рук, не отворачивала лица. Беззащитная перед силой Макара, она, едва шевеля испуганными губами, попросила:
— Не обижайте меня, Макар Константинович!
— Как можно обидеть тебя! — сказал Макар дрогнувшим голосом и с осторожностью прижал свою горячую щеку к её холодной щеке.
Васёнка отвернула запылавшее лицо, чуть отступила, загадав ещё раз увидеть ясный серпик в окне, и не увидела. Торопясь, осторонилась, даже привстала на плетень — плетень, прихваченный молодым морозцем, заскрипел, ломая чуткую тишину. У лесника залаяла собака, где-то взвыла другая, в доме глухо стукнуло, как будто в тёмках уронили скамью. В окне сдвинулась занавеска, к стеклу прилипло бледное пятно — Капитолина!
У Васёнки в груди захолонуло, как перед бедой. А Макар спокойно стоял, плечом подпирая ствол берёзы, смотрел на Васёнку, улыбался.
— Погоди, утихнет сейчас… — сказал Макар.
И правда, ночь утихла.
Васёнка повернулась к Макару. Ещё бы чуток смелости — и кинула бы она ему на плечи руки, зажмурила глаза, чтоб Макар не видел её стыда и тоски, зашептала бы: «Веди меня, Макарушка, отсюда! Беду чует сердце… Хочешь моей жизни — веди!» И ушла бы с ним, на Капкиных глазах ушла, не оглянулась. Не хватало Васёнке смелости: девичья доля застыдила. Будто над ухом услышала строгий окрик матушки: «В уме ли ты, доча?! Да можно ли самой-то на парня кидаться! Парню делать, девке ждать…»
