«Здесь на всем лежит печать его таланта, его умения сплотить людей, того мастерства руководителя, которому не учат ни в одном институте и которое появляется с годами, с опытом, с точным знанием производства. Такой талант сродни таланту дирижера, который единым взмахом руки…»
Рогов усмехнулся. Талант! Любим бросаться словами. Володька просто умный работяга, настоящий работяга, и это слово не коробило Рогова — наоборот, он любил его и любил, если оно подходило к тем людям, с которыми его каждодневно сводили дела. Оно устраивало его куда больше, чем «талант», от которого отдавало чем-то ходульным и льстивым одновременно, и даже не очень понятным: та-лант — от господа бога, что ли? Нечто необъяснимое? Двадцать шесть лет на заводе, пришел сразу после войны — вот вам, дорогая Е. Воронина, и весь талант! Надо будет при случае сказать редактору, чтобы его журналисты были поаккуратнее со словами.
Захватив газеты, Рогов перешел в кабинет и раскрыл записную книжку. Набрал номер. Никто не поднял трубку — стало быть, ни Силина, ни Киры дома нет. Тогда Рогов позвонил на завод — Силин ответил сразу же, сам — ну да, конечно, сегодня суббота, у его секретарши выходной.
— Здравствуй, герой дня, — сказал Рогов. — Лихо тебя изобразили. Читал?
— Да уж, — хмыкнул Силин. — Ангелочек с крылышками.
— Ну-ну, — сказал Рогов. — Самому-то приятно небось? Газету на стенку повесишь?
— Рамку закажу. Золоченую. И под стекло.
— А чего на заводе торчишь? Какие-нибудь неполадки?
— Я как раз тебе жаловаться хотел, — подумав, ответил Силин. — Подрядчики подводят. На стенде оборудовали силовой пол с опозданием на месяц. Я ходил, смотрел: все осевые и высотные размеры, сопрягаемость — все нарушено. Если так пойдет дальше…
Он не договорил, Рогов перебил его:
— Хорошо, я позвоню в трест. Еще что?
— Ты же сам знаешь, — нехотя ответил Силин.
— Квартиры, — сказал Рогов. — Но я не волшебник и не могу вытащить из кармана еще сто квартир.
— Сто двадцать. Люди начинают приезжать, и мы обещали им не просто жилье, а квартиры. Жилье у них было и там. А кроме того, мы обязаны давать квартиры и нашим кадровым рабочим, — вон, шестьсот с лишним заявлений — шутка?
Рогов рассердился: опять квартиры, вечный вопрос, каждый день — квартиры, квартиры, квартиры… Он сердился, хотя и понимал, что Силин прав. Когда министерство разрешило заводу провести оргнабор, вопрос с квартирами был будто бы решен. Но одно дело решить его, так сказать, в принципе, и другое — выделить около двухсот квартир, когда в городе нехватка жилья и люди стоят на очереди годами. Но без оргнаборовцев новый корпус не пустить. Вот и крутись как знаешь.
— Я приеду к тебе в понедельник, — сказал Рогов.
— В понедельник я скажу тебе то же самое, — ответил Силин.
— Ладно, — примирительно сказал Рогов. — Как домашние?
Он нарочно перевел разговор. Сколько раз давал себе зарок по выходным не касаться дел, и все равно никогда это не получалось: такие телефонные разговоры в выходные дни происходили постоянно — еще одна привычка!
— Домашние? — переспросил Силин, и в самом этом вопросе было удивление. — Кира бегает по подругам или сидит в парикмахерской, я — здесь, вот и все домашние дела. Обычный выходной.
— У Николая что?
Он спрашивал о Бочарове.
— Тоже вроде бы все нормально. Алешка скоро демобилизуется. Или уже демобилизовался, я не знаю.
— Он что, кажется, ракетчик?
— Пограничник.
— Сегодня — День пограничника, — сказал Рогов. — Будешь говорить со своими, передавай привет.
В другое время и при других обстоятельствах они всегда были на «вы» и называли друг друга по имени-отчеству. Это была не игра, а необходимая, даже подчеркнуто строгая форма общения, хотя многие знали о том, что Рогов и Силин — друзья с довоенных детских лет.
— Значит, до понедельника, — сказал Рогов. — На премьере ты сегодня, конечно, не будешь.
— Не буду, — сказал Силин. — Бог уж с ней, с премьерой. У меня скоро своя намечается.
