В коридоре к стене была приколочена вешалка. На кухне стояли холодильник, стол и пара стульев. Под столом в картонных коробках сложены кастрюли, сковородки и посуда. В комнате у стены торчала узкая железная кровать, заправленная полосатым солдатским одеялом, табурет и один, уставленный коробками, стеллаж.
— Ну ты, Михаил, даешь! — удивился Игорь. — Как же ты без мебели?
— Как раньше на службе. В казармах мебели нет, там все функционально — кровать, тумбочка, табурет для формы и вешалки в каптерке. Бойцам обрастать вещами нельзя. Сегодня ты здесь, завтра — приказ, и ты у черта на рогах, на другой стороне «шарика». Не тащить же за собой вагон шмоток. Вот я и привык.
— Хотя бы диван купил.
— Зачем? Кровать — чтобы спать, диван — валяться. Мне некогда валяться — я встал, пробежечку сделал километров на десять, потом в тренажерном зале железо потягал. После этого ложиться уже как-то не тянет. Ночью упал и в минуту вырубился.
— А постирушки? У тебя даже стиральной машины нет!
— Зато руки есть. В походных условиях стиралок не бывает, а выглядеть надо на пять с плюсом, чтобы от командира не огрести. Ночью — марш-бросок в грязи по уши, а утром в строю надо чистеньким быть, как невесте на свадьбе. Причем без всяких ваших «тайтов» и отбеливателей. Так что приходится с помощью рук, хозяйственного мыла и нехороших слов справляться. Да я тебе быстрее любой машинки белье отстираю, точно говорю!
Прошли в комнату, сели. Михаил на кровать, гость на табурет.
Игорь огляделся, поражаясь спартанской, если не сказать бомжовской, обстановке. Хотя нет, не бомжовской, у тех грязь непролазная, а здесь чистота, как в операционной, — ни пылинки, ни соринки. Все вещи на местах, пол отблескивает, и стекла оконные как хрусталь.
— Люблю чистоту. Приучен, — сказал Михаил.
— А это кто? — показал Игорь на большую фотографию улыбчивых бойцов в тельняшках и с автоматами поперек груди, висевшую на стене.
— Лешка и Серый. Сослуживцы.
— А зачем?
— Я им жизнью обязан. И не только я… Вот, везде вожу с собой. Смотрю, вспоминаю. Я — вот он, живой, а их нет.
— Погибли?
— Погибли. Пали смертью храбрых.
— Как?
— Обычно, как на войне погибают. Мы на задании были и на засаду напоролись. По-глупому. Дозор они пропустили, а по основной колонне вдарили с двух сторон из всех стволов. Половину отделения сразу положили, а остальных стали теснить к реке. Мы, конечно, огрызались, как могли, да куда там — на той стороне перевес в живой силе был раз в восемь. Был бы лес вокруг, может быть, и продержались, просочились через их порядки. Только они нас в чистое поле вышибли, где ты как вошь на гребешке.
Михаил встал, принес пачку сигарет, нервно закурил.
— Крепко мы тогда вляпались — по самую каску! Они своих подтянули, обложили нас с трех сторон и предложили сдаться. Жизнь пообещали, свободу и деньги, если оружие сложим и командира отдадим. Ну, мы их послали по матушке далеко и грубо. И стали они нас расстреливать по одному, как в тире. Пальба шла — башки не поднять: в лоб автоматы колотят, на флангах пулеметы стучат, а податься некуда — позади минное поле. Капкан. Лешка пришел к командиру и говорит: «Поле минное вряд ли большое. Не Великая же Отечественная война, чтобы минные поля на километры. Так — нитки две-три протянули, вряд ли больше». И предложил… — Михаил глубоко затянулся. Был он весь там — на том чертовом поле. — Предложил через мины уходить, потому что такого маневра враг от нас не ждал. А как уходить, когда каждый шаг может стать последним? Наступил на мину и всё — амба! Вроде и выход, но страшно… И тогда Лешка вызвался первым пойти. «А вы, — говорит, — по моим следам. Я специально каждый отмечать буду. А если ждать, то один черт — всех перестреляют». Такое отчаянное решение! За ним следом Серый вызвался идти. Остальные не решились. И я тоже. Страшно это, когда под ногой мина, просто мышцы деревенеют, так что шага не ступить… А эти — пошли! Лешка шагов сорок успел сделать. Пару мин он нашел и отметил, а третью — нет. Рвануло под ним, ноги напрочь оторвало. Так он еще метров десять проползти смог и уже на следующей мине — окончательно. За ним, по меткам, Серый пошел. До Лехи быстро добрался. Только спасать там уже некого было… А вот дальше пойти… Всё это видя и понимая… Командир кричит ему: «Не надо, Серый, возвращайся!» А он обернулся, рукой махнул и пошел… Еще метров тридцать одолел. А потом… После него мин уже не было. Мы по проходу сделанному двинулись как по бульвару. Метки сняли, чтобы боевики за нами не сунулись. Они и не сунулись. Серого еще километров десять несли, пока он кровью не истек. Так вышло, что они жизни свои положили, чтобы остальных спасти. А у них жены. У Лехи ребенок, сын остался. И если бы не они, все мы там полегли без всякой на то пользы. Вот так. А говорят… Есть еще мужики на свете. Были…
