— Скажи, похож я на Рембрандта?
И точно — был похож. Очень. Такой же мощный, взъерошенный, с усами и вином.
— Нюрка, конечно, не Саския. Но тоже ничего девка, есть за что подержаться. А я как?
— Похожи.
— Сам — да. А картины… Не дотягиваю… Нет, не Рембрандт. Уйди, Нюрка, чего расселась как на стуле?
Согнал натурщицу. Повернулся к Игорю.
— А ты чего приходил, Игорек?
— Посмотреть, приобщиться, так сказать.
— А-а. Тогда смотри. Запоминай уходящую натуру.
Анатолий улыбнулся.
— Ты, Веня еще всех переживешь. Уж сколько болячек собрал, а ни одна тебя не забирает. Просто как дуб вековой — дупло на дупле, а стоишь и листочками шелестишь.
— Твоими, Толя, молитвами! Ты вот этого слушай! — ткнул Вениамин пальцем в доктора. — У него глаз-алмаз. Он из того, из прежнего поколения, которое еще не утратило, не растеряло. Он — может! Талантище, что твой Боткин! Я, может, только благодаря ему и жив, потому что к нынешним врачевателям — ни-ни, ни под каким видом! К ним в лапы только попади — обратно вперед ножками вынесут. А мне пожить охота, поваять. Вот сейчас Нюрку слеплю. Была Нюрка, а станет богиней греческой, Афродитой, из пены выходящей. Слышь, Нюрка, богиню из тебя сделаю.
— Да уж вы сделаете, — усмехнулась натурщица. — Вы вот завтра опять с похмелья мучиться станете и скульптуры ломать.
— То завтра! А сегодня мы с тобой творить будем. Шедевр. А ну, вставай на место. Чего расселась?
Нюра вздохнула, шагнула на подиум и уронила халат.
Вениамин сунул руку в ведро с глиной, зачерпнул, бросил комок на начатую скульптуру…
— Грудь подыми, грудь! Осаночку дай. Ты же богиня, а не тетка с базара…
Нюра «подняла» грудь, приосанилась. И точно, стала напоминать древнегреческую скульптуру.
— Пойдемте отсюда, — предложил доктор. — Теперь его от процесса не оторвать. Теперь он до ночи ваять будет, пока не упадет. Он, конечно, пьяница и бабник, но натура творческая. Пьет безмерно, но и работает запойно. Идемте, идемте.
Игорь затормозил.
— А попрощаться?
— Можно без прощаний. По-английски. Он теперь нас не видит и не слышит. Вениамин… Вениамин!
— А? Кто? Чего надо?
— Мы пошли.
— Что? А-а, ну да… Идите себе, не мешайте… Там на столе вино — заберите, не до него теперь. Стой, Нюрка, не зыркай! Что ты как девка с панели телесами своими вертишь?..
Эпизод двадцать восьмой. Четыре месяца и двадцать шесть дней до происшествия
— Здравствуйте, Мила.
— Здравствуйте, Игорь. А можно вас обнять?
— Почему вы спрашиваете?
— Потому что вы чужой мужчина. Не мой. Что очень жаль.
— Конечно, Мила, рад вас видеть.
Мила подошла, приобняла Игоря за плечи, окутала облаком дорогого, тонкого парфюма. Взглянула игриво.
— Почему вот так всегда бывает: как интересный мужчинка, так не мой? Почему их всегда подруги перехватывают? Ну где справедливость?
— Нет справедливости, — вздохнул Игорь. — Я вот тоже хотел бы управляющим быть, а приходится в клерках бегать. Такова жизнь.
— Обходят по служебной лестнице?
— Есть такое дело. Обгоняют молодые и перспективные.
— Это всегда так. Но вы не расстраивайтесь не повезет в карьере — повезет в любви. Уже повезло. Машка вас честно заслужила. Сколько к ней мужиков в ухажеры набивалось! А она вас выбрала. Видно, у нее глаз наметан.
— А к вам?
— И ко мне. Ох, сколько! Но все какие-то… дефектные. У одного — все при нем: и фигура, и мордашка, а образование — начальное неначатое. И что с ним делать после этого? Он же только про Буратино рассказать может, и то запинаясь. Другой — ума палата, доктор наук, но размазня редкостная, все что-то про своих жуков-древоточцев мямлил. А дамам напор нужен. Во всех смыслах.
— А третий?
— Что третий?
— Третий претендент?
— И третий, и тридцать третий… Всегда чего-то не хватает. Или, напротив, излишек. Не пьет, так и в ресторан даму не приглашает. Не гуляет, так и со мной тоже. Умный, так обязательно зануда. Все время что-то не совпадает. Прямо в полном соответствии с законом единства и борьбы противоположностей.
Игорь весело рассмеялся.
— Вы точно философ.
— Куда деваться — станешь. А хочется быть просто женщиной. Просто бабой в переднике, с чугунками и половой тряпкой.
