Семьдесят неизвестных - страница 47

— А который твой?

— Вот этот… Нет, тот… Да, да, тот, который со щербинкой. Я точно помню. Напильник отскочил и…

Я говорю, завхоз вытаскивает из портфеля ещё один замок:

— А-этот?

И ещё! И ещё! И все с инициалами!

— А этот? А этот? А этот?

Я молчу. Что скажешь, когда на твоих глазах происходит чудо. Рот открыт, а я молчу.

И директор вдруг как поднимется из-за стола:

— Во-он!..

Вот и всё.

Один-единственный человек встал на мою защиту. Как вы думаете: кто? Конечно, бабушка. Она так и сказала: «Мальчик не виноват. Всё произошло потому, что у него слабая воля и он не умеет противостоять искушениям».

Я с ней полностью согласен. Конечно, я не виноват. Виновата воля.

Петька Лепехин тоже так считает. Он даже дал мне книжку о том, как закалять свою волю по системе йогов. Йоги — такие индийские фокусники. Или жрецы. Или там учёные. Но это неважно. Важно, что они-то уж знают наверняка.

С завтрашнего дня — летние каникулы, и я начинаю закалять волю. Буду сидеть на полу и смотреть в одну точку.

Это называется — раджайога.

А что ещё делать?

В горы ведь я не пойду…

Да, совсем забыл сказать. «ВОГ» — это никакой не Витька Гринько; он своей бабушке всё наврал. «ВОГ» — это «Всероссийское общество глухонемых». Сокращённо, конечно. Они в своих мастерских замки делают.

В наш город таких замков полным-полно навезли. Во всех хозяйственных магазинах.

Обыкновенное, поросшее камышом степное озеро выглядело в этот полдневный час удивительно красивым. По-весеннему яркое солнце струило потоки лучей, и вода отражала их, плавно покачивая ослепительные блики на упругих спинах волн или покрываясь множеством мелких чешуек из чистого золота, когда поверхность озера ерошил холодный порывистый ветер.

Даже сухой камыш, серый и скучный в ненастный день, зашелестел, зашептался совсем по-молодому. И Юре казалось, что густые стебли, залитые солнцем, вот-вот раздадутся в стороны, пропуская горделивую, величаво спокойную пару белых лебедей.

Но лебеди не выплывали. Они не выплывут никогда.

— Кто же всё-таки их убил? — Юра всё ещё не отрывал взгляда от камышовой стены: вдруг случится чудо и они появятся?

Гриша пожал плечами:

— Как узнаешь? Тут к нам прошлой осенью на уборку столько из города понаехало.

— А не ваши деревенские?

— Может, и наши, — не стал спорить Гриша.

Теперь перед глазами Юры стояла другая картина. Вода, окрашенная кровью… Человек с охотничьим ружьём, в высоких болотных сапогах достаёт из воды убитых птиц… Кто он, этот негодяй? Кто?

— Я бы его… — Он не договорил, стиснув зубы, ткнул кулаком воздух.

Гриша посмотрел на Юру со спокойным удивлением. Чудак, что зря кипятиться? Ведь в прошлом году дело было.

— Так пойдём за удочками? — спросил он.

— Ну, пойдём…

Сегодня у ребят первый выходной за восемь дней. И каких дней! С утра и почти до самого вечера на тряской сеялке. Правда, школьников полагается сменять раньше, после шести часов работы. Но не всегда получается. Людей не хватает — самая страда.

Друзья ещё вчера условились, что пойдут утром на озеро, посидят с удочками. Но Юра проспал утренний клёв; Гриша зря прождал его у себя дома. Он не сердился. Что сделаешь: устал парень за эти дни, не привык к тяжёлой сельской работе.

Они побродили без дела по безлюдной деревенской улице, сходили за пять километров на озеро присмотреть местечко для лова, а теперь возвращались домой за удочками. Конечно, вечер — не утро. Рыба клюёт далеко не так, особенно весной, но, может, удастся всё-таки поймать хоть трех-четырех чебачков… Нет, ничего с рыбалкой не вышло! Ребят искали. Нарочная из конторы, юркая женщина, похожая на подростка, уже избегала полдеревни. Их срочно звал к себе управляющий отделением совхоза.

Ребята переглянулись. Всё ясно! Был выходной — и нет выходного. Ничего не поделаешь: страда!

Управляющий отделением спал, сидя за письменным столом. Голова свесилась на грудь, брезентовый плащ поднялся над спиной жестяным горбом. Сразу видно: человек всю ночь не спал, сюда заявился прямо с поля.

Гриша негромко кашлянул в кулак. Управляющий приоткрыл один глаз, другой. Они были у него красные, как у кролика.