Машину сильно тряхнуло на очередном ухабе. Нина подскочила на мягком пружинном сиденье, больно стукнулась головой. Шофёр мельком посмотрел на неё. Во взгляде промелькнуло насмешливое сочувствие. Пожалуй, заговори с ним сейчас, он бы ответил. Но она промолчала.
Жидкой грязью занесло всю фару. Пока шофёр, чавкая сапогами, возил по ней тряпкой, Нина вспомнила с досадой, что не взяла с собой фонарик, чудесный никелированный карманный фонарик с ярким столбиком света, купленный специально для того, чтобы выручать её в этой самой Гусиной Ляге. Она укладывалась, когда почтальон принёс извещение на сто рублей из Ленинграда — первая ласточка материнской заботы. Пришлось бежать на почту получать эти пока ещё совсем не нужные деньги, а про фонарик она забыла. Так и остался на столе в её комнате вместе с двумя комплектами круглых, толстеньких, как маленькие бочонки, батареек…
— Гусиная Ляга, — громко объявил шофёр, и Нина вздрогнула от неожиданности.
Сколько она ни всматривалась, ничего не видела ни впереди, ни с боков.
— Где?
Но шофёр снова погрузился в молчание.
Через минуту машина остановилась. Сейчас шофёр вылезет, пойдёт на разведку — как там, впереди?
Но он сидел не шевелясь, с закрытыми глазами.
— Что случилось? — встревожилась Нина.
Он не ответил.
— Товарищ водитель! — Она схватила его за плечо. — Эй, товарищ, товарищ!
В ответ он вдруг всхрапнул и стал валиться на бок в её сторону. Она, по-настоящему испугавшись, принялась трясти его обеими руками, без всякого, впрочем, результата. И, только когда отворилась с лязгом дверца кабины и она скорее угадала, чем увидела в темноте оживлённые лица девочек, до неё наконец дошло: шофёр спит, просто-напросто спит. Он доставил их в Гусиную Лягу и, умученный за целый день, а скорее всего, и не за один день, со спокойной совестью уснул.
…Директор школы говорил ей перед отъездом:
— Колхоз предупреждён, помещение выделено, кровати приготовлены, ужин сварен. Приедете вечером, поедите и ляжете спать. Ну, если только какие-нибудь мелочи.
Мелочи…
В Гусиной Ляге никто ничего не знал о предстоящем приезде школьников. Ни помещений, ни кроватей, ни, разумеется, ужина. Нина стояла посреди грязной деревенской улицы, окружённая девочками, не зная, что делать, что предпринять.
— Безобразие! Какое безобразие! — повторяла она.
Но всё обошлось. Девочки были здесь на производственной практике в прошлом году, жили тогда в старом помещении школы. Оно оказалось неподалёку. Перетащили туда сумки, чемоданы. Оля Кондина, спокойная, рассудительная девушка с постоянной доброжелательной улыбкой на лице, ушла в темноту и вскоре вернулась с бригадиром — он жил по соседству.
— Не знали, ничего не знали. — Бригадир беспрестанно зевал: Оля подняла его прямо с постели. — Что приедете — говорил председатель, само собой. Что сегодня приедете — ничего не говорил.
— Как же теперь быть? — растерянно спрашивала Нина.
— Где у вас матрацы? Матрацы где? — допытывалась Оля. — На которых мы в прошлом году спали?
Бригадир громко чихнул и покачал головой, стряхивая остатки сна.
— Да где им быть? В новой школе, в кладовке, само собой.
— Девчонки! За мной!..
Девочки исчезли, за ними и бригадир. Нина присела на чей-то чемодан, зябко ёжась, — отсыревшее, давно не топленное помещение после душной кабины казалось особенно холодным.
Через час старая школа приобрела жилой вид. Из одного класса выволокли верстаки — здесь теперь помещалась школьная столярная мастерская, — вдоль двух стен уложили матрацы. В печке уютно гудело пламя, красные блики бестолково метались по полу.
Бригадир, после того как окончательно проснулся, быстро организовал ужин, примитивный, но обильный. Узнав, кто «старшой», и заметно удивившись, что им оказалась не Оля, таинственно поманил Нину пальцем на улицу.
— Как насчёт того? — шепнул он, заговорщицки подмигивая.
— Вы что! — отшатнулась Нина.
— По стаканчику оно бы не вредно с дороги. Пивко ведь, не белое, само собой.
— Всё равно. Они ученицы.
Бригадир, недоумевая, ушёл, пожелав спокойной ночи. Нина постояла, улыбаясь, в тёмном коридоре. Забавный разговор.
