Каждый, кто хочет работать на радиостанции «Свободная Европа», должен дать письменное согласие на то, что его биография и личность будут специально изучены. Эти «исследования» производят по поручению контрразведки различные службы. Я знаю, что в моем случае полковник Ганс Фишер, носивший официально титул директора административного отдела, а фактически бывший шефом службы безопасности радиостанции «Свободная Европа» в Мюнхене, получил на меня несколько отзывов: от господина Б из Цирндорфа, от симпатичного американца, который допрашивал меня в Нюрнберге, и от работников британской и западногерманской контрразведок, которые «опекали» охранные роты. Мне известны также случаи, когда отзывы о поляках — кандидатах на работу на радиостанции «Свободная Европа» — старались получить через разведку непосредственно в их стране. Один из работников радиостанции, Анджей Смолиньский, рассказывал мне, что, когда он почувствовал, что некоторые его начальники стали относиться к нему с недоверием, и пожаловался на это одному американцу, тот прямо ему заявил: «Что делать? Мы запросили о вас наше посольство в Варшаве. Оно ответило, но, к сожалению, полученный отзыв не является однозначно положительным».
После сбора всей информации о кандидате в работники радиостанции Ганс Фишер часто проводит с ним беседу. На меня она не произвела большого впечатления (я прошел через гораздо более трудные испытания), но я знаю людей, которые сознательно избегали Фишера, а вызова к нему в кабинет просто боялись. Вероятно, он мог быть мало симпатичным и очень дотошным в своих вопросах. Директор по кадрам радиостанции «Свободная Европа» Рассел Пул подписывал решение о принятии на работу лишь после получения одобрения Ганса Фишера.
Каждый вновь принятый должен собственноручной подписью в присутствии свидетеля, то есть другого работника радиостанции «Свободная Европа», подтвердить, что он принял к сведению и обязуется строго выполнять инструкцию по внутренней безопасности, разработанную Security office (бюро безопасности). В период моей работы на радиостанции «Свободная Европа» эта инструкция стала еще более строгой. Работникам радиостанции нельзя было ездить в социалистические страны, контактировать с их дипломатическими, торговыми или культурными представителями. Запрещалось также звонить лицам, проживающим в социалистических странах.
О каждом, даже случайном, контакте с гражданами этих стран следовало докладывать в Security office. Работник «Свободной Европы» обязан был сообщать, при каких обстоятельствах установлен контакт, кем является особа, с которой он разговаривал, где эта особа живет, какие имеет политические взгляды и т. п.
Принятый на работу должен быть также сфотографирован на радиостанции «Свободная Европа». Личные документы, выдаваемые радиостанцией или с ее помощью (на радиостанции существовало специальное бюро, занимавшееся получением виз, паспортов и т. п.), были снабжены преимущественно фотографиями, выполненными собственным фотоателье.
В первый день я должен был посетить множество комнат в обширном здании радиостанции. Путешествие заняло у меня почти целый рабочий день. Однако я успел на аудиенцию у директора польского отдела Яна Новака, который уже ждал меня.
Новак принял меня доброжелательно, но недвусмысленно дал понять, что ждет от меня выражения признательности за великодушный жест. В конечном счете от него зависело, буду ли я принят сюда на работу. Я знал об этом и не обманул его ожиданий: благодарил его горячо, не скупясь на приятные слова. Он получил то, чего хотел. В этой роли я выступил, пожалуй, безупречно.
В кабинете директора я вновь был представлен Казимежу Заморскому, которого Новак специально вызвал. С Заморским я познакомился за год до этого, когда в первый раз приехал в Мюнхен. Тогда он был для меня лишь одним из руководителей польской редакции, теперь я стал его непосредственным подчиненным. Таким образом, мне необходимо было сразу приспосабливаться к существующей субординации, чтобы не совершить какого-нибудь промаха. В присутствии Заморского Новак проинформировал меня о подготавливаемой программной конференции польского отдела (обычно его называли «польская редакция») и предложил мне выступить на ней.
