Я узнал обо всем этом в течение первых трех дней пребывания в лагере. Кое-что рассказал мне сам начальник лагеря — плотный, седой и вызывающий доверие немец по фамилии Хофф, немного добавила его секретарша Хельга Лизнер, очень милая молодая женщина, которая сильно переживала из-за условий, в которых должна была работать, и стыдилась их. Остальное я слышал и о многом мог догадываться во время вечерних наблюдений в кафе-столовой, которую содержал пан Вронович, довольно симпатичный человек, поносивший алкоголиков, но и зарабатывавший на них столько, что ему хватало денег и самому выпить, и других угостить.
Жилищные условия в мюнстерском лагере были лучше, чем в Цирндорфе. Казарменные спальни были поделены перегородками на маленькие клетушки. Я получил такую трехкроватную комнатку, в которой помещались еще стол и шкаф. Два одеяла должны были заменить мне постель. Я обрадовался, когда увидел, что они здесь более чистые, чем в Цирндорфе.
Начальник лагеря господин Хофф обещал мне помочь найти работу и, надо сказать, обещание выполнил.
Сперва я поехал в Гамбург, где в течение нескольких недель исполнял обязанности повара на маленьком каботажном суденышке, которое плавало в британские порты, преимущественно в Лондон, с грузом овощей. Команда вместе со шкипером-арматором насчитывала четырнадцать человек. Самую многочисленную группу в ней составляли финны. Они знали только свой язык и международные команды вроде «Отдать концы!». Кроме того, у них были острые ножи и они умели с ними обращаться, когда приходили к выводу, что кто-то их обидел и это оскорбление можно смыть только кровью. Я смотрел на них как на персонажей произведений Джека Лондона, а они на меня как на чудака, который вместо того, чтобы спать, читает газеты и книжки. Однако, несмотря на языковую преграду, мы понимали друг друга. Они, между прочим, научили меня уважать крыс. На нашем суденышке их было множество. Финны следили, чтобы всегда я оставлял крысам немного еды, так как тогда они якобы становятся более кроткими. Случилось однажды, что кто-то из команды убил крысу (рассказывал мне самый старший по возрасту финн), а на следующий день вся команда осталась босой, так как крысы сожрали всю обувь. С крысами и у меня бывали приключения в камбузе. Вошел я туда как-то, чтобы приготовить ужин, и увидел перевернутую вверх дном кастрюлю, с шумом передвигающуюся по полу. Я поднял кастрюлю, и из-под нее выскочило большое и тучное животное. Крыса не сразу исчезла. На секунду она задержалась, словно хотела увидеть, кто ее освободил из металлического ящика. В другой раз я лежал и читал книжку. Внезапно лампа, висевшая под потолком, начала ритмично мигать, как сигнальный аппарат. Свет то темнел, то делался более ярким. Я пригляделся и заметил, что в колпаке лампы что-то движется. Встал, приблизился к лампе и в этот момент почувствовал, как мне на голову спрыгнуло крупное животное. Пробежало по спине и соскочило на пол. Потом писк, тишина — и никаких следов. Крыса мгновенно исчезла в какой-то дыре.
Команда хвалила мою стряпню, к крысам я привык, морской болезнью не страдал, начал даже учить финский язык, и вдруг оказалось, что я должен покинуть судно. Шкипер помирился со своим родственником, который до меня плавал в качестве кока, и отказался от моих услуг.
В следующий раз я отправился из Мюнстера в Бонн. В столице Федеративной Республики я должен был получить работу, за которую, как уверял Хофф, кроме воз-награждения мне должны были предоставить бесплатную квартиру. Это казалось очень заманчивым, так как плата за снимаемые комнаты в ФРГ очень высокая. Квалифицированный рабочий — а следовательно, получающий больше, чем я мог получить, — вынужден расходовать на эту цель от четвертой части до половины заработной платы.
Выехал я в Бонн и попал в приют для бездомных. Я разочаровался сразу же, но по необходимости должен был воспользоваться и этой возможностью. Приют был предназначен не для иностранных беженцев, а для немцев. Мне там поручили функции младшего кладовщика, что практически означало работу в качестве курьера и рабочего для переноски тяжелых тюков, уборки и т. п. Обещанная бесплатная квартира оказалась не чем иным, как местом на ночь в общем помещении с бездомными. После первой ночи у меня пропали рубашка и носки. Может быть, стыдно признаваться в этом, но я попросту дал себя одурачить. В тот момент, когда кто-то открыл дверь, я одевался. Желая посмотреть, кто входит, я отвернулся от кровати, на которой лежали мои вещи. Этого момента было достаточно, чтобы у меня пропало все, что я не держал в руках, не имел одетым на себе и не прижимал ногой. Прежде чем я опомнился настолько, чтобы закричать «Держи вора!», половины людей, пользующихся ночлегом, уже не было. Я знаю, что сейчас должен описать, как выглядят и кем являются те, кто в Федеративной Республике проводит ночи в подобных заведениях. Однако я боюсь, что не сумею воссоздать всех красок этой мрачной картины. Слишком хорошо я помню «На дне» Горького и «Мыши и люди» Стейнбека, чтобы рискнуть изображать эту среду бродяг, нищих, наркоманов, мелких жуликов и бандитов, каждый из которых имел собственную историю падения, так не гармонирующую с парадным фасадом жизни в стране «экономического чуда».
