Семь столпов мудрости - страница 8

Осенью 1917 года Лоуренс переходит из Генерального штаба в Арабское Бюро — отдел разведслужбы, возглавляемый Хогартом, отвечающий за связь с арабами на Ближнем Востоке. В качестве первого задания он, номинально пребывая в отпуске, отправляется в Хиджаз с целью встретиться с сыновьями эмира Хуссейна, оценить их характеры и намерения. Начиная с этих пор, Лоуренс постепенно становится одной из ключевых фигур службы разведки и связи с арабским движением на Среднем Востоке, советником и представителем принца Фейсала, сына Хуссейна, участвует в разработке и осуществлении военных и тактических операций. Пройдя на арабском фронте всю войну, он, наконец, вместе с объединенными силами арабских регулярных и иррегулярных частей, доходит до Дамаска, покинутого разбитой турецкой армией.

Не проходит и месяца, как война заканчивается капитуляцией Германии; теперь Лоуренсу предстоит участвовать в мирной конференции, на которой мир будет переделен по-новому. Пока медленно тянутся переговоры, он (скорее всего, по совету Хогарта) начинает писать воспоминания о войне на Среднем Востоке. Он сознает, что должен это сделать как очевидец событий, который притом постоянно вел дневники, писал бесчисленные рапорты и сделал множество фотоснимков (которые, впрочем, в его издание книги не попадут). Ему, кроме того, надо просто выговориться, «освободить свою голову» от мучительных воспоминаний о войне, что хранит его память, перенести их на бумагу. И он не может отказаться от давней мечты — написать великое литературное произведение…

С.А.

Я любил тебя, и вот собрал в руках людские волны,

                     и в небе звездами завет свой начертал —

Добыть тебе Свободу, гордый дом семи столпов,

                     чтобы глаза твои сияли мне, когда

                                                                        Мы придем.

Смерть мне была прислужником в пути, что, приближаясь,

                                                                                тебя заметил:

Твою улыбку видя, он жестоко взревновал, и, забежав вперед,

                                                                                тебя уволок

                                                                                        В свое безмолвие.

Любовь, дорогой утомленная, искала тело, ставшее для нас

                                                                на миг наградой,

Прежде чем образ твой сокрыла мягкая рука земли,

                       где станет пожирать безглазый червь

                                                                       Твои останки.

Меня молили завершить наш труд, тот нерушимый дом,

                                                           в память о тебе,

Но, чтобы памятник достойным был, я расколол его, не завершив: и вот

                   Ничтожества сползаются, себе устраивая норы

                                                                             в изломанной тени

                                                                                                 Твоего дара.