«Мама, я хочу, чтобы ты перестала мне жаловаться на папу и бабушку…»
Мама, я обижаюсь на тебя за то, что ты меня упрекаешь в том, что ты без нас спокойно проживешь, а мы без тебя — нет. За то, что ты все время работала, чтобы нас поднять. Упрекаешь за то, что тебе пришлось ради нас терпеть отца 20 лет, что мы ограничивали твою свободу. Ты все время чувствуешь потребность быть одной, а мы тебе мешаем.
Если тебе что-то не нравится, ты не говоришь об этом сразу, но ходишь недовольная и я не знаю, что я делаю не так, и, тем более не знаю, как тебе угодить.
Если у тебя какая-то проблема, ты высказываешь ее мне таким тоном, как будто я в этом виновата. Я имею право злиться, потому что имею право на любые свои чувства.
Я хочу, чтобы ты:
— принимала меня такой, какая я есть,
— понимала, что я живу в общем доме и имею право так же, как и ты, делать в нем, что мне хочется, приглашать друзей, устраивать комнату по своему вкусу,
— не портила мне хорошее настроение своими проблемами, которые как ребенка, меня вообще не касаются,
— перестала мне жаловаться на папу и бабушку.
«Ты превращала мою душу в рваные лохмотья…»
Мама, я обижаюсь на тебя за то, что после твоих скандалов моя душа была как поле битвы после побоища — кругом трупы и голодные вороны. Земля залита кровью. В воздухе смерть, смерть, смерть. Пройдет много времени прежде чем снова появится зеленая травка… Но ты словно чувствуешь пробуждающуюся во мне жизнь и новым скандалом будто танком снова бороздишь мою душу! Тотальная тоска и бессилие.
В школе я делала вид, что со мной все в порядке. И моя оглушенность пережитым была незаметна окружающим. Тема смерти преследовала меня постоянно. Сны о собственных похоронах, гробы, кладбища и сейчас присутствуют в моей жизни постоянно. Наверное, чтобы острее чувствовать вкус жизни? У меня долго было ощущение, что я жива и мертва одновременно.
Став постарше я поняла одну закономерность: ты точно созидалась и оживала, умерщвляя меня, разрушая меня вдребезги. Ты превращала мою душу в рваные лохмотья.
Я же тебя боготворила и шла просить прощения, в глубине осознавая, что ни в чем не виновата. Твои приступы ярости никак не соответствовали моим провинностям.
Ты по сегодняшний день не догадываешься о моих переживаниях, потому что считаешь себя всегда правой.
Я рада, что благодаря работе с психотерапевтом могу позволить себе злость в твой адрес, так как имею право на любые чувства. А твоя глухота ко мне меня уже не ранит так, как раньше, потому что я могу о себе позаботиться сама.
«Травматические» зарисовки
Хочу привести из опыта еще ряд коротких зарисовок, которые могут стать травмой для ребенка.
Порча вещей, принадлежащих детям
Мать сожгла в печке книжки, которые дочь не сложила на место. Это произошло на глазах у дочери, которой на тот момент было 4 года.
Другая клиентка сожгла на глазах у 5-летней дочери ее любимые куклы. В обоих случаях это произошло в приступе импульсивного гнева на непослушание детей.
Эти матери даже не представляют, что они сделали для психического мира своих дочерей!
Ребенок инвестирует в игрушки, книги свою любовь. Эти предметы становятся как бы его частью. Уничтожая эти предметы родители убивают их маленькие души!
Предательство близких людей создает ненадежную психологическую базу для построения отношений с другими людьми. Если убивает собственная мать, что же можно ожидать от чужих людей? Отношения человека окрашиваются недоверием и разочарованием. Впоследствии эти девочки, став взрослыми, выбрали себе ненадежных мужей.
«Ты — как твой отец…»
Такая ситуация часто бывает после разводов. Ребенок не убрал — «ты — как твой отец любишь жить в грязи!», не справляется с уроками — «ты — как твой отец бездарь!»
У матери много негативных чувств по отношению к своему мужу, но мужа рядом нет и поэтому она смещает свой гнев на ребенка.
Хочется спросить: кто несет ответственность за выбор мужа? Мать или ребенок, которого в то время и в планах, возможно, не было?
«Ты за папу или за маму?»
Когда родители ссорятся, то у ребенка иногда так и спрашивают: «Ты за папу или за маму?» И ребенок в своей семье оказывается как на войне.
