Что шах безвольным делался опять,
В руках таил такое волшебство,
Что шах почти молился на него!
Однажды шаху молвил ювелир:
«О царь царей! Ты покорил весь мир.
Ты всех владык величьем превзошел, —
Достойным должен быть и твой престол,
О шах! Твой лик — счастливый лик зари.
Пусть прочие владыки и цари
Довольствуются деревом простым,
Но твой престол да будет золотым!
Богата золотом твоя казна,
И не скудеет, множится она.
Зачем в подвалах золото держать?
Зачем ему без пользы там лежать,
Когда ему другое суждено:
Особый блеск тебе придаст оно,
Великолепье — шахству твоему,
Едва на свет его я подниму!»
Всем сердцем принял шах такой совет.
«О светоч знаний! — молвил он в ответ, —
Ты хорошо придумал, чудодей,
Начни же труд желанный поскорей!»
А тот: «О шах! Чтоб я престол воздвиг,
Чтоб золота я существо постиг,
Две тысячи батманов нужно мне».
И шах сказал: «Возьми в моей казне».
Вот, нагружен добычей золотой,
Искусный мастер скрылся в мастерской.
Усердно он трудился день и ночь,
Чтоб вещество искусством превозмочь,
В усильях и бореньях год прошел, —
Был золотой сооружен престол.
Глаза людей манил он, изумлял,
Он миру восемь ярусов являл.
Сияли восемь башен, как стекло,
Высоких, низких — равное число;
Четыре башни — дивной высоты,
На них павлиньи светятся хвосты,
Четыре — низких, в прорезях витых,
Четыре попугая было в них.
В рубинах, рдевших ярко и светло,
К престолу восемь ступеней вело.
Но все с уменьем сделаны таким,
Что, если поднимался шах по ним,
Они склонялись под его ногой,
К ногам одна спускалась за другой.
Но вот он восемь ступеней прошел,
Но вот воссел владыка на престол, —
Тогда ступени поднимались вновь.
Шах поднимал от удивленья бровь,
А попугаи, будто подан знак,
В четыре горла заливались так:
«Да сбудутся твои желанья, шах!
Да будет крепок твой престол в веках!»
А все павлины, полные ума,
Над головою шаха, как Хума,
Вдруг расправляли пестрые крыла,
Чтоб над счастливцем тень от них легла.
Сидение, чтоб возвышался шах,
Уставил мастер на восьми столбах.
Под ними восемь двигалось колес,
И самого себя владыка вез —
Куда хотел, без помощи людей,
По мановению руки своей.
Диковинки вселенной превзошел
Тот самодвигающийся престол!
Такого чуда, выше всех похвал,
Никто из венценосцев не знавал!
Когда людей кудесник удивил
И во дворце престол установил,
Довольный шах, повеселев душой,
Возвысил ювелира пред собой,
Искусника в высокий сан возвел
И расплатился щедро за престол.
Однажды во дворце, в одном углу,
Собратья мастера по ремеслу,
Чей быстрый ум, чей труд ценил народ,
Сказали так: «Престол — как небосвод:
Хоть солнечный он излучает свет,
В нем скрытно серебрится лунный цвет.
Не перечислим всех чудес его,
Две тысячи батманов — вес его,
Но к золоту, заметить не хитро,
Подмешано, бесспорно, серебро.
Украл соперник не один батман!
Но чтобы обнаружен был обман,
Но чтобы шах сумел его понять,
Немыслимо такой престол сломать,
Все превзошедший по своей красе…»
И так как Зейда опасались все,
То ювелиры начали совет:
Как дело вывести на божий свет?
И выход найден был в конце концов.
Добыв двух попугаев, двух птенцов,
Их обучали, приручив сперва,
Чтоб каждый затвердил свои слова:
Один: «Лишь позолочен сей престол»,
Другой: «А позолоту вор навел».
Зеленые, как всех лугов наряд,
Два попугая Зейда посрамят!
Один из заговорщиков нашел
Тропу к тому, кто охранял престол,
Вручив ему немало серебра.
И тот, подумав, обещал: с утра
Двух прежних попугаев заменить,
Доносчиков пернатых посадить,
Чтоб шах услышал не себе хвалу,
А низкому обманщику хулу.
Вот утром на престол садится шах,
Предчувствует хвалебный звон в ушах.
Что ж слышит он, владыка всех владык?
Два попугая поднимают крик,
Два попугая режут напрямик, —
У шаха отнимается язык!
Но так решил, когда пришел в себя:
Замыслил некто, мастера губя,
С ним нынче счеты давние свести,
Но, зная, что у шаха Зейд в чести,
Открыл проступок птичьим языком…
А если так, то правду мы найдем!
И вот напильник золото совлек,
И сразу обнаружен был подлог!
Сумел напильник Зейда обвинить
И оборвать приязни шахской нить.
Шах приказал, узнав его вину,
Отнять его имущество в казну,
А мастера, который так лукав,
В колодец бросить, в цепи заковав, —
