— Так много? — притворно удивилась я.
— Можешь начинать вести отсчет, — он рассмеялся. — Вот первый: идем до «Инфинити»?
— Конечно!
По дороге к парку мы немного поболтали на общие темы: погода, красоты нашего городка и прочая скукота. А потом Дима начал выспрашивать обо мне. Где учусь, кто родители, есть ли хобби. Даже осторожно поинтересовался, нет ли у меня парня, и обрадовался, когда услышал, что нет. Мне такое внимание льстило — я уже и не помнила, когда последний раз вот так легко общалась с парнями, причем не на тему «Дай скатать последнюю лекцию».
Меня это так увлекло, что я далеко не сразу заметила: идем-то мы не в сторону улицы Маркса, а к самой «дикой» части парка. Она была небольшой — все-таки место в центре города, настоящего леса тут не будет, но деревья на этом участке росли гуще, а проложенных тропок было меньше.
Скандалы из-за желающих здесь все срубить и построить очередной торговый центр гремели с завидным постоянством, но успеха еще никто не достиг. Зона считалась особой, исторической и охранялась законодательством. В брошюрках о нашем городе писали, что когда-то здесь находилась древняя дубрава с языческим капищем — редкая историческая достопримечательность. Возле одной из редких дорожек даже стоял камень-менгир с полустершимися символами — памятник тем временам, у которого в наши дни собирались в основном неформалы.
Прогулка под тесно сплетающимися ветвями вековых дубов, где изредка можно встретить только другие влюбленные парочки, обещала быть будоражащей — если бы я чуть дольше знала Диму. Сейчас меня это лишь встревожило. Особенно, когда я оглянулась и обнаружила, что на дорожке между низко склоняющимися деревьями больше никого нет.
— Дим, мы не в ту сторону идем.
— Да? — он рассеянно помотал головой. — Прости еще раз. Видимо, я все перепутал. Но раз уж мы здесь, почему бы не прогуляться немного? Тут прохладнее, и атмосфера… сближает, — многозначительно закончил Дима, приобнимая меня за плечо.
Мое беспокойство как корова языком слизнула. В самом деле, чего я ломаюсь? Еще светло, вон там где-то за кустами люди смеются. А если Дима и распустит руки — ну и ладно. Мужик такой, что вообще не жалко. Хоть опыта наберусь.
Я улыбнулась и крепче прижалась к нему.
— Как скажешь.
Но уже через пару шагов опять накатило странное ощущение, будто меня одурманили. Меня же специально в безлюдное место уводят. И что я позволяю с собой делать? В обычное время сразу бы по морде дала!
Я остановилась. Получилось это с трудом. Меня словно неведомой силой утаскивало вперед, за новым знакомым.
— Слушай. Может, все-таки до «Инфинити» дойдем?
Дима замер. На его лице отразилось раздражение, а глаза блестели уже не настолько ярко, как мне казалось раньше. Они как будто выцвели. Или так казалось из-за густой тени под раскидистыми дубовыми кронами?
— Какая ты необычная, девочка, — задумчиво произнес мужчина. — И что с тобой не так? Столько заклинаний на тебя извел, а ты продолжаешь упираться.
— Я… чего? — обалдела я.
Меня слух не обманывает? Он сказал «заклинания»?
Я попятилась. Ну, блин, я даю. Мужик сто пудов двинутый. Или из каких-нибудь неоязычников, или на почве Толкина поехал. Наверняка не зря меня хватал все время. Что-нибудь втер, а я уши развесила, на смазливую морду загляделась и не заметила. Пора бежать, пока завтра в новостях не объявят, что в парке исчезла очередная девушка.
Дима щелкнул пальцами. Следующий шаг я сделать не смогла. Просто не смогла — и все. Открыла рот, чтобы закричать, и закрыла обратно, когда мужчина взмахнул рукой.
По сердцу медленно расползался ужас. Как, мать его, долбаный маньяк это со мной делает?
— Так не пойдет, девочка, — спокойно ответил Дима, как будто прочитав мои мысли. — Ты отреагировала на мое прикосновение. Это значит, что ты подходишь. Поэтому хочешь ты того или нет, а отпустить я тебя не могу.
— Д-для чего п-подхожу? — едва удалось выговорить мне.
Он снова щелкнул пальцами. Спустя миг мы снова шли под ручку, как обычные влюбленные. Если бы нам встретились прохожие, они бы не заподозрили ровным счетом ничего.
— Последний вопрос, самый важный, — под ногами Димы шуршал гравий. Мужчина больше не улыбался. — Ради спасения чужой страны ты готова отказаться от семьи в этом мире?
