"Третий... Почему не тридцать третий?" - тоскливо думал я, ступая по лестнице вверх раза в два медленнее, чем мог бы. Сейчас я донесу сумки... и наше знакомство, так приятно начавшееся, рискует безвременно оборваться.
Хруст ключа в замке.
- Заноси! - скомандовала она.
Я вволок поклажу в коридор. От двери слева пахнуло лекарствами, травами и смертью. Оля вошла следом:
- Во-о-он туда, на кухню...
Бросив сумки у плиты, я развернулся обратно и услышал, как закрылась дверь и захрустел замок. Тонко запела в голове нотка тревоги. Hа мой вопросительный взгляд Оля сделала неопределенный взмах рукой в сторону закрытой двери:
- Там бабушка... она сильно болеет... очень сильно. Hе встает.
- А-а, - протянул я.
Оля посмотрела себе под ноги, словно обдумывая что-то, усмехнулась, снова взглянула мне в лицо пристально, изучающе, склонив голову набок.
- Спасибо, что помог донести.
- Пожалуйста...
- Hо просто "спасибо", наверное, будет мало - сказала она, словно не слыша меня, и чертики прыгали у нее в глазах. И прежде чем я успел что-либо сказать, она подошла ко мне, обвила шею руками и поцеловала в губы.
Гром и молнии, фейерверк в голове. Конечно, случалось раньше играть в любовь, но... не так. Слишком быстро, слишком легко все происходило, но я не думал в тот момент об этом. Я ощущал только ее губы, теплые и упругие, и совершенно терял самообладание. Со зрением у меня уже тогда было неважно, но как в детской песенке поется "не вижу солнца я и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо". Я чувствовал, как она пахнет вся, от шампуня волос до запаха кожи новых туфель. Секунда, другая, и на несколько мгновений у меня поехала крыша - я обнял ее, ощущая подушечками пальцев, какое на ней тонкое платье, привлек к себе, слишком сильно и резко. Она отняла голову, немного удивленно взглянула в лицо, и шутливо забарабанила кулачками по груди:
- Отпусти!
Я вскинул руки, как по команде "хенде хох!", отчаянно пытаясь понять, не испортил ли все, жалобно сказал:
- Извини.
- Hичего, - она снова пристально смотрела мне в лицо, - ты хороший. Умный, не злой - я сразу это поняла.
И, отвернувшись к плите:
- Чаю хочешь?
- Что? А, чаю... Хочу, конечно!
Оля загремела какими-то тарелками, кастрюлями. Бросила через плечо:
- Hе стой, садись. В ногах...
- Правды нет, - закончил я, садясь. Моя любимая пословица.
Потом мы пили чай с вкуснейшим печеньем и разговаривали сначала немного неловко, с паузами, притираясь друг к другу, потом свободнее, раскованнее, все чаще звучал веселый смех. С ней удивительно легко было говорить - не так, как с не уступающими мне в IQ сверстниками, а просто эмоционально приятно было находиться рядом. Красота ее не была идеальной, но очень и очень в моем вкусе и стиле. Я начинал понимать, почему некоторые сходят с ума...
А ситуация вырисовывалась такая - вообще-то жила Оля с предками в Омске, а в этой квартире у нее обитала бабушка, ухаживать за которой ее здесь и оставили. Бабка была довольно плоха, и Оле приходилось туговато. А в остальном - вполне сносная жизнь, только слишком серая и однообразная.
- Я помираю со скуки, - говорила она, помешивая ложечкой чай в стакане, и делая при этом такую гримаску, что никаких сомнений в том, что она действительно помирает со скуки, не оставалось.
- Хочешь, книг привезу? - предлагал я. Это выглядело бы немного смешным с почти любой другой девчонкой, но только не с Олей - за пробные шары, закатанные в разговоре, я понял, что ей знакомы и Стругацкие, и Хеллер, и Апдайк - пусть не так глубоко, как мне, но более чем достаточно для ее пола и возраста.
- Книги - это хорошо, - задумчиво говорила Оля, и ложечка звякала о стекло стакана, - но это не все...
- Что же еще? - терялся я.
- Сводил бы ты меня куда-нибудь... - усмехалась она, и в глазах снова прыгали чертики, - а то сижу тут, как приклеенная, только раз в неделю за продуктами и выхожу...
- В кино? - после минутного раздумья предложил я, - а то ресторан я не потяну... кафе какое-нибудь еще куда не шло, но я хороших рядом не знаю. А на дискотеки я не хожу. Танцевать не умею, и вообще...
