– Спрашивай.
– Тебе всего восемь лет?
– Девять. Гнезду были нужны стражи, я торопилась. Нам не надо бегать под дождем, чтобы вырасти. Мой вопрос. Ты боишься меня?
Ответил я аккуратно, как мог:
– Опасаюсь. Ты гораздо сильнее, и ты непонятна. Но мы ведь разговариваем, мы не враги.
– Это вопрос?
А почему бы и нет?
– Вопрос.
– Тебя нет в списке врагов. Теперь мой вопрос. Ты хочешь стать Измененным?
– Нет, – ответил я резко. – Мне нравится быть человеком. Можно еще вопрос?
– Говори.
– Как вы относитесь к Инсекам? – спросил я неожиданно для самого себя.
Наверное, я ждал, что она скажет «благодарны». Или «недолюбливаем». Или «боимся».
Но стража молчала. Потом сказала:
– Поменяй вопрос.
– Почему?
– Поменяй вопрос. Это плохая игра. Это опасная игра.
Если бы в голосе стражи были эмоции, то сейчас это был бы испуг. У нее даже мелко задрожала кожа на лице.
– Хорошо, – быстро сказал я. – Другой вопрос. Гнезда воюют между собой?
– Вообще или сейчас?
– Вчера, сегодня, сейчас?
– Ни одно Гнездо на Земле не воюет и не воевало с другим Гнездом, – ответила стража. Мне даже показалось, что я услышал облегчение в ее голосе.
Я вдруг подумал, что говорю с ребенком. Пусть вымахавшим выше меня, чудовищной силы и каким-то образом умным не по возрасту. Но всё-таки ребенком.
– Хорошая была игра, – сказал я мягко. – Спасибо. Мне было интересно говорить с тобой.
– Мне тоже, – ответила стража. – Мы любим играть в игру вопрос за вопрос. Но я никогда не играла с человеком.
Я кивнул. Да, мой странный статус призванного Гнездом сделал меня тем самым посредником между людьми и Измененными, о котором мечтал полковник Лихачев.
Вернулась вторая стража. Не одна – за ней шел… шла жница… нет, не совсем жница. Куда более похожая на человека, чем стража, но глаза у нее были ослепительно-белые, будто слепые, с крошечными, как булавочные проколы, черными зрачками. Комбинезон тоже белый, но крупночешуйчатый, свободного покроя. И движения совсем человеческие, без дерганности.
– Я – хранитель Гнезда, – сказала Измененная, останавливаясь передо мной. – Ты призван.
– Призван, – кивнул я, хотя это не было вопросом.
– Матерью или хранителем?
– Хранителем и матерью. – Я решил, что это будет правильный ответ.
– Хорошо, значит, они живы, – кивнула хранитель. – Зачем ты пришел?
– Наше… – Меня немного дернуло от этого слова, но я опять же подумал, что надо говорить именно так. – Наше Гнездо подверглось нападению. Есть убитые.
Хранитель размышляла.
– Если мать и хранитель живы, то живо и Гнездо. Зачем тебя послали?
Вот тут я ступал на самый тонкий лед. Дарина без особой дипломатичности велела мне спросить, не замешано ли в атаке это Гнездо. Но что, если хранитель обидится?
– Хранитель ищет виновных, – сказал я. – Она просила узнать, не известно ли вам о каком-либо Гнезде, нападавшем на наше?
Конечно, стража мне уже сказала, что Гнезда не воюют, но одно дело – рядовая стража, а другое – хранитель.
– Ты смягчаешь вопрос, – ответила хранитель. – Но любая вежливость оскорбляет и задающего вопрос, и отвечающего, и посланника.
Я вздохнул.
– Хранитель спросила, не нападало ли ваше Гнездо на нас?
– Если такой вопрос был задан именно нашему Гнезду, – произнесла хранитель, – то это значит лишь одно. Потери были крайне велики, поэтому в нападении заподозрили самых сильных. Полагаю, в живых остались только мать и хранитель.
Меня охватила паника. Я всего лишь задал вопрос, а хранитель уже всё поняла!
Хотя нет. Она недооценила разгром. Вместо матери у Гнезда маленькая куколка, вместо хранителя – жница.
– Мы не нападали, – сказала хранитель. – Мое сочувствие хранителю и матери. Если они не успевают переработать тела, я могу прислать жниц.
Вот тут меня едва не стошнило. Они что, и впрямь жрут своих мертвецов?
– Не надо, – сказал я. – Хранитель сказала, что помощи не требуется. Только ответ.
Хранитель кивнула, как мне показалось – с огорчением.
– Тогда я пойду, – сказал я. – Спасибо за ответы, уважаемая хранитель. Мне надо передать их.
Дождь лил всё сильнее, и я понимал, что, несмотря на ветровку, по пути к метро промокну насквозь. Но лучше уж промокнуть от дождя, чем от собственной крови.
