По словам доктора Карл, Эли была жива, но состояние ее было не из лучших.
Такси с визгом притормозило на больничной парковке, и мы поспешили выскочить наружу. Я закинул рюкзак за плечи и побежал за папой. Тот размахивал влево и вправо своим удостоверением, прокладывая нам путь через охранников. В считаные секунды мы оказались на пятом этаже и ворвались в палату интенсивной терапии. Просторное помещение с несколькими отгороженными шторами койками было забито самым разным пикающим и гудящим оборудованием и мониторами с разноцветными графиками.
Из-за одной из штор выглянула темноволосая женщина с широко распахнутыми от изумления глазами.
– Как она, Синди? – спросил папа, идя по палате с такой уверенностью, будто он был здесь своим человеком.
– Она дышит, – ответила доктор Карл, – но не реагирует. Температура зашкаливает за сорок.
Я достал из кармана осколок и крепко сжал. Я едва узнал Эли. Ее кожа посерела, глаза были полуоткрыты, а волосы скрывались под зеленой медицинской шапочкой. Из ее рта торчала дыхательная трубка, соединенная с большим аппаратом у стены, а от вен на руке к разным капельницам тянулись сразу три трубки.
Над головой висел экран с линией ее сердечного ритма.
Мама Эли держала дочь за руку. На ее щеках блестели полоски от слез, узкие очки соскользнули на кончик носа. Она явно не ожидала нас увидеть.
– Доктор?..
– Прошу прощения, – опомнилась доктор Карл. – Я должна попросить мальчиков уйти в комнату ожидания. Таковы правила для палаты интенсивной терапии.
– Я должен с ней поговорить, – запротестовал я.
– Она тебя не услышит, – сказала мама Эли. – Она ни на что не реагирует.
– Могу я дотронуться до нее? – не отставал я.
– Дотронуться? – Миссис Блек посмотрела на меня так, будто я спятил.
– Это уже переходит все границы, – возмутилась доктор Карл. – Если вы сейчас же не покинете палату, я буду вынуждена вызвать охрану…
БИП! БИП! БИП!
Мы с Кассом подпрыгнули.
– Это за нами? – перепугался Касс.
– Это не сигнал тревоги. Что-то с Эли! – ответил я. Экраны вокруг Эли замигали красным. Ее глаза широко открылись и закатились, так что стали видны одни белки. Она захрипела и забилась всем телом. Три медсестры бросились к ней из центра комнаты, доктор Карл прижала руки Эли к койке.
– Что происходит? – громко спросил я.
– У нее приступ! – закричала доктор Карл. – Очистить помещение!
– Но… – начал я.
Медсестра с большой грудью и короткой стрижкой пихнула меня назад, и я врезался в Касса. Глядя, как больничный персонал суетится вокруг койки Эли, мы отошли к выходу.
– Они ее убивают, Джек! – воскликнул Касс. – Сделай что-нибудь!
Я уронил на пол рюкзак.
– Я стану невидимым. Только так я смогу к ней подобраться.
– Тебе не пролезть между ними, – возразил Касс. – Если ты врежешься в кого-нибудь их них, они тебя почувствуют и поднимут панику. Ей это никак не поможет.
– У тебя есть другие идеи? – нетерпеливо спросил я.
Касс кивнул.
– Есть. Я их отвлеку. Дай мне три секунды.
– Что?
Но Касс уже помчался к столу с медицинским оборудованием и мониторами.
Один…
Я достал из рюкзака локулус невидимости.
Два…
Я сделал шаг вперед, и одновременно с этим палату затопил громкий писк. Я посмотрел на мониторы. Все они были черные. Все оборудование, что было подключено к Эли, вырубилось. Касс со всех ног бросился прочь от розетки в стене, из которой он выдернул все штепсельные вилки.
Три!
Я услышал крик. Две медсестры побежали к оборудованию, оставив всю правую сторону койки Эли свободной. Я ринулся к ней, держа в одной руке локулус невидимости, а в другой – осколок. Все внимание доктора Карл было сосредоточено на левой руке Эли, куда она что-то вводила из шприца.
Грудь Эли не поднималась. Она не дышала. Я положил осколок ей на живот, прямо под ребра.
– Дефибриллятор! – закричала доктор Карл. – Мы теряем ее!
– Ну же… – прошептал я. – Давай, Эли. Ты должна жить.
Зеленые глаза Эли, блестящие на свету даже в ее бессознательном состоянии, смотрели прямо перед собой. Мне показалось, что она меня услышала и вот-вот бросит в ответ какую-нибудь свою заумную шутку. Мне так хотелось увидеть ее улыбку.
