Неутомимый Джонс внедрился в районную администрацию, свел знакомство с политиками, активно занимался общественной работой, вел занятия в вечерней школе, по ходу дела набирая все новых и новых последователей. Как и прежде, повсюду расклеивались весьма лестные для «Отца» плакаты. На одном плакате его именовали «пророком, учителем и государственным деятелем», уверяя, что он «обладает даром ясновидения и спасает всех, кто к нему обращается», и даже «чудесным образом» исцеляет от рака. Листовки заманивали в «Храм» новичков, обещая хор в 185 голосов и бесплатный банкет.
Если говорить о денежных доходах Джонса, то он жил на широкую ногу и разъезжал с шиком, всегда в окружении помощников и телохранителей. Политическая его карьера тоже шла в гору: все политики и журналисты отмечали активнейшее участие его церкви в программах социальной помощи и хвалили его кипучую христианско-просветительскую деятельность. Разумеется, от таких заметок росло число новообращенных и пожертвований.
Джонс сосредоточивал в своих руках власть, как мелкий чиновник районного масштаба, вознамерившийся стать мэром. По его указке то и дело затевались массовые кампании по сбору подписей, а многотысячные толпы отряжались на участие в какой-нибудь демонстрации протеста или в политическом митинге. Кандидаты на государственные посты выстраивались в очередь, чтобы заручиться его поддержкой. В 1976 году во время предвыборной президентской кампании ему наносили визит видные политические деятели, у него даже был неофициальный обед с Розалин Картер, женой кандидата от демократической партии. Учитывая сферу его влияния, ему предложили возглавить местное отделение Национальной ассоциации по улучшению жизни цветного населения – этому назначению способствовало письмо, подписанное всеми прихожанами его «Храма». Он приглашал на свои службы репортеров – чтобы они познали «радость»; он делал щедрые взносы в различные журналистские фонды. Он свел знакомство с Карлтоном Гудлетом, известным негритянским издателем, чья газета «Сан-репортер» назвала Джонса самым популярным политическим деятелем.
В прессе постоянно приводились высказывания Джонса о насущных проблемах городской жизни. За общественную работу его чествовали и награждали. После очередной кампании по сбору подписей, проведенной его «Храмом», Джонса назначили членом комиссии по жилищному строительству; он вскоре её возглавил благодаря мощной поддержке прихожан, которые могли продвинуть любое начинание и захлопать любой возглас протеста.
«Этот парень просто не может сделать ничего плохого», – так отзывался о Джонсе некий газетчик.
Но душевное состояние Джима Джонса оставляло желать лучшего. За глянцевым рекламным образом – за аплодисментами, наградами, высокими назначениями – проглядывало что-то нечистое. Как ни странно, все темные истории сохранялись в тайне, пока не стало слишком поздно.
О сексуальной необузданности Джонса поговаривали всегда. Будучи бисексуалом, он хвастался перед дружками, что даже после перемены нескольких партнеров испытывал потребность мастурбировать и делал это не менее десяти раз на дню. Свой интерес к мужчинам он, правда, не афишировал и по вечерам отправлялся в Хайт-Эшбери или в южную часть города за «новобранцами» из числа юных бродяг, приехавших в Сан-Франциско ловить птицу удачи. Джонс с легкостью менял личины: то он, нанюхавшись кокаина, снимает голубого в ночном кинозале (за это его арестовали было в 1973 году, но тотчас же отпустили за недостатком улик), то громогласно клеймит со своей кафедры сексуальную распущенность современной молодежи.
Джонс требовал от своих последователей воздержания – хотя сам, по слухам, устроил настоящий гарем из прихожанок, причем только из белых, – и всячески старался ослабить в своей общине семейные узы. Вовсе запретить брак он, конечно, не смог. Зато можно было попытаться отделить детей от родителей, что он и проделывал. Ведь если узы внутри семьи ослаблены, легче завладеть имуществом отдельных ее членов. И случалось даже, что все, чем владела семья, постепенно отписывалось «Храму».
