У Вероники подвернулась нога…
Роберт и Луиза с ужасом смотрели, как от скалы отломился кусок и полетел вниз. Жандармы тоже остановились и перекрестились.
— Боже, — молилась Луиза, — помоги Веронике и Дэниелу.
Она сама не знала, как у нее вырвалось имя Вероники, но она уже не ненавидела ее. Единственное, о чем она думала сейчас, — это о спасении их обоих.
Майкл бросился к Веронике.
— Родная, все будет в порядке. Пусть Роберт возьмет Дэниела. Пожалуйста, послушайся меня.
— Нет.
Майкл повернулся к Роберту:
— Если я возьму их на руки, ты меня подстрахуешь?
— Да.
Луиза затаила дыхание.
— Боже…
Майкл медленно отрывал Веронику от земли.
— Боже, пожалуйста…
Роберт уже держал Веронику. И она, и Дэниел были в безопасности.
У Майкла от нечеловеческого напряжения опять разболелась грудь. Он видел Луизу, заворачивавшую Дэниела в одеяло, видел Веронику… Он улыбнулся. Все в порядке. Неожиданно он вспомнил, как сорок лет назад ходил с матерью в церковь и какой блаженный покой снисходил на него, когда священник клал руку ему на голову. Теперь он ощущал то же самое. Он спас Веронику и Дэниела и получил отпущение грехов. Теперь я мог бы помолиться, подумал Майкл. Теперь я получил бы ответ.
— Майкл, — услыхал он голос Роберта. — Ты можешь идти? Давай руку.
— Майкл.
Луиза смотрела на него и улыбалась ему сквозь слезы. Она простила Веронику. Вот и все. Майкл почувствовал, как нарастает боль в груди, и все понял. Он спас Веронику и Дэниела, чтобы потерять их. Я получил отпущение, думал Майкл. И это все. Я должен быть доволен и этим. Он упал.
— Роберт! — закричала Луиза. — Роберт, иди сюда. Майклу плохо!
— Нет, — прошептал Майкл, не зная, слышит она его или нет, и вспомнил, что он не все сказал. — Позаботься о Веронике.
— Мы позаботимся. Не волнуйся.
— Где больно? — спросил подоспевший Роберт.
Но боли больше не было. Майклу показалось, что яркое солнце осветило серое декабрьское небо, которое вдруг стало по-летнему голубым. Он устало закрыл глаза и неожиданно увидел знакомую фигурку на скале. Майкл подождал, зная, что она сейчас повернется и он увидит лицо. Так и случилось. Он сразу понял, почему фигура показалась ему знакомой.
Бетти налила себе много джина и мало тоника.
— Нельзя пить один джин.
Роберт рассмеялся.
— Мне уже шестьдесят девять лет, и мне все равно, что будет с моей печенью.
— Это почему же?
— Семьдесят звучит ужасно.
В комнату вошла Луиза.
— Твоя мать решила упиться до смерти, потому что не хочет быть семидесятилетней.
— Ты все такая же, мама, — рассмеялась Луиза. — Ты нам нужна.
— Глупости. Скоро Дэниел пойдет в школу. Дети Гордона уже взрослые. Никому я не нужна.
Луиза села рядом с матерью.
— Ты скучаешь о Мистере Пухе?
Бетти вздохнула.
— Я его перекормила. Роберт мне сказал, что вы берете с собой Гордона со всей его семейкой и куда-то уезжаете. Никому я не нужна.
— Нужна, бабушка! — завопил Дэниел. — И мама говорит, что ты могла бы поехать с нами, если бы мы сумели вытащить тебя из твоего проклятого дома.
— Сколько раз я тебе говорила, что нельзя ругаться?
— Много.
— В газетах напишут, что я лежала мертвая в пустом доме…
— Среди пустых бутылок из-под джина, — рассмеялся Роберт. — Вы слышали, что сказал Дэниел?
— Он сказал «проклятый дом». — Она встрепенулась. — Я тоже приглашена?
— Ну, конечно, — всплеснула руками Луиза. — Ты совсем не слушала Роберта. Неужели ты подумала, что мы все уедем и оставим тебя одну?
— Но мы всегда справляли Рождество у меня.
— Значит, пора сделать передышку, — сказал Роберт. — А пока Дэниел хочет сделать вам рождественский подарок.
— Почему так рано?
Дэниел убежал в свою комнату и вернулся обратно с пушистым комочком в руках.
— Это Пушок.
Бетти залилась слезами.
— Еще один Мистер Пух.
— Нет, не Пух. Он еще маленький. Поэтому он Пушок.
— Вам придется расстаться с ним ненадолго.
Роберт включил телевизор.
— Сейчас покажут, куда мы поедем. Закончилась реклама и появился диктор на фоне голубого моря и серебряного песка.
— Там все по-другому, — удивилась Луиза.
— Мы расскажем вам о замечательной женщине, — сказал диктор, и камера показала великолепный сад, в котором было много детей.
