Секреты Достоевского. Чтение против течения - страница 66

Шрифт
Интервал

стр.

должны были ощутить страшную тоску и смятение в тот вечер, раздробивший разом все их надежды и почти что верования [Достоевский 19736: 339] (курсив мой. – К. А.)[87].

Роман Достоевского воспроизводит изначальный вызов, брошенный вере: глаза и рациональный ум видят только мертвую материю. Логика заводит в тупик; без воскресения картина, а вместе с ней и рассказ, не имеет смысла. Евангельский Христос действительно воскрес из мертвых. Однако при взгляде на картину Гольбейна об этом невозможно догадаться. Ключ к вере находится за рамками картины, в живых людях, которым изображение бросает вызов.

Ипполит в своем одиночестве восклицает: «Я один выкидыш» [Достоевский 19736:343]. Однако, подобно Христу Гольбейна, он, безусловно, не одинок. Герои романа представляют все человечество, и все мы – не только осужденные преступники, не только смертельно больной человек, не только Христос – проживаем день за днем, будучи приговорены к смерти. Поэтому, уяснив, что все герои романа, кроме Настасьи Филипповны, присутствуют в той или иной массовой сцене романа (в том числе и в этой), мы понимаем, что эти сцены служат моделью мира людей как такового и что, безусловно, обособленный персонаж не одинок [Young 1004: 120]. Ипполит читает свое «объяснение» толпе людей не где-нибудь, а на вечере по случаю дня рождения князя. Во введении к этой сцене рассказчик Достоевского особо подчеркивает праздничное, веселое настроение присутствующих. Князь Мышкин подходит к дому, где он живет (даче Лебедева), вечером дня своего рождения.

С чрезвычайным удивлением заметил князь, подходя к своей даче с Рогожиным, что на его террасе, ярко освещенной, собралось шумное и многочисленное общество. Веселая компания хохотала, голосила; кажется, даже спорила до крику; подозревалось с первого взгляда самое радостное препровождение времени. И действительно, поднявшись на террасу, он увидел, что все пили, и пили шампанское, и, кажется, уже довольно давно, так что многие из пирующих успели весьма приятно одушевиться [Достоевский 19736: 305] (курсив мой. – К. А.).

Еда и питье, радостное настроение, поздравления, присутствие самоотверженной и гостеприимной Веры (характерное имя) Лебедевой и маленькой Любочки (Любви) – семьи, счастливой, несмотря на свою потерю, – где мрачное, тревожное настроение, которое является своего рода брендом Достоевского для столь многих читателей?[88] Что же собрало вместе всех этих людей? Оказывается, их привлек Ипполит. «Прежде всех, перед вечером, приехал Ипполит и, чувствуя себя гораздо лучше, пожелал подождать князя на террасе. Он расположился на диване…» [Достоевский 19736: 305]. Ипполит действует как магнит, притягивающий гуляк. А когда князь приходит, Ипполит его радостно приветствует: «Я вас особенно ждал и ужасно рад, что вы пришли такой счастливый…» [Достоевский 19736: 306]. Хотя всего лишь три дня назад он был при смерти, Ипполит сейчас чувствует себя лучше, чем когда-либо в жизни: «На замечание князя: не повредило бы ему так поздно сидеть? – он отвечал, что сам себе удивляется, как это он три дня назад умереть хотел, и что никогда он не чувствовал себя лучше, как в этот вечер» [Достоевский 19736: 306].

Опытному читателю Достоевского приходит на ум неожиданная параллель: возвращение Алеши Карамазова в келью Зосимы в ночь его смерти. Придя туда, он видит Зосиму «сидящим в кресле, хотя с изможженным от слабости, но с бодрым и веселым лицом, окруженного гостями и ведущего с ними тихую и светлую беседу» [Достоевский 1976: 257]. В обоих романах молодого героя – олицетворение Христа – радостно приветствует умирающий человек, окруженный толпой. «Здравствуй, тихий, здравствуй, милый, вот и ты. И знал, что прибудешь», – говорит Зосима [Достоевский 1976: 258]. В обеих сценах окружающей умирающего толпе предоставляется возможность радоваться жизни на пороге смерти; олицетворения Христа находятся в центре внимания; обе сцены содержат ответ на вызов вере сомневающегося; и, что важнее всего, ответ содержится во вставном нарративе. Обе сцены у Достоевского имеют сходные элементы, но при этом они в корне различны. У смертного одра Зосимы царит тихая радость. Кроме того, как неоднократно указывалось, его проповеди и поучения лишены нарративной привлекательности именно потому, что в них Достоевский, не прибегая к искусной маскировке, излагает положительный смысл веры


стр.

Похожие книги