И он сказал ласково:
— Я чувствую, как у тебя мысли ворочаются.
Она ответила, не поворачиваясь:
— Прости, не могу уснуть.
— Может, я могу тебе помочь? Ну хоть чем-то?
Она повернулась к нему, улыбаясь. Волосы ее были в беспорядке и улыбка тоже.
— Только чем-то?
Он погладил ее по волосам:
— В чем дело?
— Ни в чем, все в порядке.
— Скалли…
Она вздохнула:
— У меня есть пациент, мальчик с редким заболеванием мозга. И он очень, очень болен.
Он слегка прищурился:
— И ты это уже не первый день в себе носишь? Отчего же не сказала мне раньше?
Она медленно покачала головой:
— Я думала, что владею ситуацией. Думала, что… еще что-то можно будет сделать.
— А оказалось, что нет?
Она приподнялась на локте:
— Есть кое-какие радикальные средства… но о них почему-то никто не хочет даже говорить. Даже эксперты говорят, что ничего нельзя сделать.
— Ничего?
— Ничего, только дать ему умереть. А мне это почему-то не кажется приемлемым вариантом.
Он слегка улыбнулся:
— Мне тоже.
— Ну и вот… — Она дернула плечом. — Вот я и лежу здесь, проклиная Бога за его жестокость.
— Вот как? Думаешь, Богу от этого хуже спится?
Скалли глядела мимо Малдера, в темноту.
— Зачем приводить ребенка в этот мир, чтобы он только страдал? Не понимаю, в чем дело, но какую-то чувствую… связь с этим мальчиком. У него такая чудесная, такая щедрая душа.
Малдер кивнул:
— Сколько ему лет?
— Шесть. Почти семь.
Он видел в ее лице страдание и понимал, откуда оно взялось. Почему на самом деле она страдает. Должен ли он сказать ей?
— Малдер?
— Да?
— Ты думаешь, это из-за Вильяма.
Их сын, Вильям. В очень опасные, страшные времена, когда им с Малдером пришлось разлучиться, их ребенка отдали на усыновление. Как бы ни жаль им было сейчас, обратного пути не было.
Малдер сказал очень бережно:
— Я думаю, что наш сын оставил в каждом из нас пустоту, которую уже ничем не заполнить.
Она покачала головой:
— Малдер, я работала с больными детьми. Я всегда умела отделять чувства от работы. И не знаю, почему не могу сейчас. В этом случае. — Она вздохнула, снова отвернулась от него, свернулась калачиком. — Когда ничего нельзя сделать.
— Знаешь что? — сказал он, трогая ее за плечо. — Ты поспи, а я займусь твоим делом.
— Каким делом?
— Попроклинаю немножко Бога за тебя.
Она повернула голову и улыбнулась — милая, любящая улыбка! — и он поцеловал ее в щеку.
— Спасибо тебе, — сказала она. Он поцеловал ее снова, уже в губы, но она ответила: — Ой! Борода колется.
Потом она закрыла глаза. Он смотрел на нее, думая, только ли он счел, будто этот поцелуй (колючий или нет) мог перейти во что-то другое, но она, кажется, все-таки заснула, и он сам тоже лег и почти уже отключился, когда она сказала, будто своим мыслям:
— Да, еще одна вещь…
— Какая?
— Странность одна в отчете токсиколога по оторванной руке.
Он резко проснулся, приподнялся на локте:
— Что там?
— Я снова посмотрела доклады ФБР по анализу вещественных доказательств. В тканях — остатки препарата, который обычно дают пациентам, проходящим лучевую терапию. И еще следы препарата под названием ацепромазин.
— И в чем странность?
— В том, что ацепромазин — ветеринарный транквилизатор.
Судя по голосу, Скалли почти спала, но Малдер тут же сел как ошпаренный.
— Так. Теперь мне не заснуть.
Он встал и вышел. Скалли его окликнула:
— Малдер?
Он был в ванной, плескал себе воду в лицо, когда увидел в зеркале Скалли. Она стояла у него за спиной, завязывая халат.
— Малдер, что это ты делаешь?
— Откуда взялся ветеринарный транквилизатор в образце ткани из отрезанной человеческой руки?
Она пожала плечами, закатила глаза к потолку:
— Вот убей меня, даже догадок нет.
— Он сказал, что слышал собачий лай.
— Кто слышал?
— Отец Джо.
Малдер открыл аптечку, вытащил безопасную бритву и банку крема для бритья. Закрывая ящик, он снова увидел Скалли в зеркале — она озадаченно хмурилась.
— Что ты делаешь, Малдер? — спросила она снова.
Он набрал в руку крем и начал размазывать по бородатому лицу.
— Это транквилизатор, который дают собакам? — спросил он.
Но она не ответила, а заговорила совсем о другом:
— Малдер, этот твой тип, отец Джо, — это фальшивка. Он свои «видения» высасывает из пальца и заставляет тебя ломать голову, как бы их увязать друг с другом. Стандартный фокус, чтобы без мыла втереться — следующим номером будет эстрадное чтение мыслей.
