Холмсу, должно быть, также чего-то подмешали, хотя, глядя на то, как он, стоя на коленях у двери и чутко прислушиваясь, колдует у замочной скважины, в это трудно было поверить. Видимо, наркотик не вызывал у моего старого друга болезненной реакции, что я отнес за счет его железного здоровья и поистине неистощимой нервной энергии, которую он черпал в моменты острых кризисов.
Наконец замок едва слышно щелкнул и поддался, но вместо того, чтобы устремиться на палубу, пригласив меня следовать за собой, как я ожидал, Холмс только закрепил верхнюю и нижнюю щеколды. Он бесшумно вернулся к койке, на которой я сидел. Видя мой вопросительный взгляд, Холмс произнес только одно слово:
— Ждите.
«Чего ждать? — подумал я. — Капитана ван Вика? Он вернется и разнесет дверь в щепки, как только обнаружит, что она заперта на щеколды. Хотя замок на дверях выглядел достаточно прочным, чтобы вышибить дверь, потребуется не более двух человек». Я не питал ни малейших иллюзий относительно того, что над нами нависла смертельная опасность. Капитан захватил нас в плен явно не для того, чтобы отпускать на свободу. Меня даже несколько удивило, почему ван Вик не расправился с нами, когда под одуряющим действием наркотика мы целиком находились в его власти.
И все же я не осмеливался высказать эти соображения Холмсу. Расположившись в капитанском кресле, он сидел с закрытыми глазами и запрокинутой назад головой, чутко прислушиваясь к малейшим звукам, доносившимся снаружи.
Шторм слегка утих, и на борту «Фрисланда» можно было различить и кое-что еще помимо непрекращающегося рева ветра и мерного шума дождя. Время от времени я слышал на палубе шаги и отдаленные голоса. Однажды донесся слабый металлический стук, словно кто-то захлопнул тяжелую железную дверь. И все эти звуки, сопровождавшие нечто происходящее на борту, раздавались на фоне непрекращающихся скрипов и стонов самого судна, раскачивавшегося на волнах.
Бездеятельность Холмса раздражала меня. Интуиция подсказывала, что, хотя мы не вооружены, нам лучше всего пробраться на палубу, откуда в темноте и неразберихе можно было бы попытаться бежать на берег. Даже если бы попытка оказалась безуспешной, мы, по крайней мере, боролись за свою жизнь, как подобает мужчинам, что несравненно лучше, чем покорно сидеть здесь, подобно пойманным в ловушку животным.
Впервые за все время моего долгого знакомства с Холмсом я почувствовал, что он не оправдал моих надежд и что я разочаровался в нем. Мне просто не верилось, что это тот самый человек, который, не колеблясь, встретил лицом к лицу своего заклятого врага Мориарти и в смертельной схватке на узком карнизе над Райхенбахским водопадом сумел одержать верх, столкнув своего противника в ревущую бездну.
С каждой минутой мое раздражение росло. Наконец я почувствовал, что не могу больше ждать, и решил броситься к двери, чтобы побудить Холмса к действиям. Я полагал, что если начну действовать, то ему не останется ничего другого, как последовать за мной. Но как показали последующие события, то, что Холмс успел опередить меня, оказалось к лучшему. Только я поднялся с койки, как Холмс вскочил и громко воскликнул:
— Вот и наш сигнал!
— Какой сигнал? — спросил я, пораженный не только тем, что Холмс наконец нарушил долгое молчание, но и самим его замечанием: я не услышал ничего, кроме обычных шумов на борту «Фрисланда» и двойного гудка проходившего мимо судна.
— Сигнал о прибытии инспектора Паттерсона! Поторапливайтесь, Ватсон! Нельзя терять ни минуты!
Развив бурную деятельность, Холмс сорвал с крючков нашу одежду, швырнул мне мой плащ и натянул свой. Двумя быстрыми движениями он опустил задвижки и, распахнув дверь настежь, исчез. К тому моменту, когда я нагнал его, Холмс уже поднимался по трапу. Когда я, следуя за ним по пятам, выбрался на палубу, глазам моим предстала картина полного хаоса.
В кромешной тьме, словно светлячки, метались фонари. Их желтые лучи мельком выхватывали то корму, блестевшую от дождя, то яростно дерущихся людей. Их вопли вперемешку с ругательствами дополняли ощущение, будто я каким-то образом оказался в средневековом Адльтоне.
