Поясним читателям, что в то время во Франции было очень много самостоятельных, не зависящих друг от друга органов разведки, работавших зачастую в одном и том же районе. Некоторые из них подчинялись непосредственно военному министру, другие — Главной квартире, третьи — французскому военному агенту в Швейцарии. Наряду с этими организациями разведывательную работу против стран Четверного союза вело также и военное правительство Парижа и органы Министерства внутренних дел, которые в лице специальных пограничных комиссаров имели самые хорошие кадры, состоявшие из опытных агентов.
Во время работы во Франции у П.А. Игнатьева было восемь разведывательных организаций. Часть из них он создал самостоятельно, часть получил от других разведывательных органов. Весьма тесными были его связи с французской военной разведкой — 2-м бюро Генерального штаба Французской армии, которое, как мы уже говорили, было заинтересовано в установлении тесного французско-русского сотрудничества в области разведки. Поэтому кабинет военного министра, сразу же по приезде П.А. Игнатьева в Париж, выделил в его распоряжение французского адъютанта Марселя Битар-Монена, в прошлом комиссара полиции, сохранившего связи как в ней, так и в контрразведке.
С его помощью на швейцарской границе, в населенных пунктах Дивонн и Аннемас французские власти организовали укомплектованные службы, предназначенные для беспрепятственного пропуска через границу агентов П.А. Игнатьева. Здесь постоянно имелись наготове автомобили, чтобы доставить их в любое место, а также запасы продуктов питания, технических средств и средств камуфляжа.
В созданном французской стороной приемном центре, занимавшем отдельную виллу на швейцарско-французской границе, постоянно находились три французских офицера, командированных французским правительством в помощь П.А. Игнатьеву. В их обязанности и входил опрос агентов, расшифровка и проявление писем (в те времена их писали простой лимонной кислотой, раствором пирамидона или путем накалывания соответствующих букв в газете), а также поддержание связи с десятком вербовщиков П.А. Игнатьева в Швейцарии. Агенты-вербовщики для удобства были разбиты на три группы и друг друга не знали.
Кроме того, в различных городах Швейцарии разведывательная организация П.А. Игнатьева имела от 15 до 20 содержателей почтовых ящиков, на которые из Германии поступали письма и донесения агентуры для передачи в «приемный центр». Все агенты-вербовщики П.А. Игнатьева состояли у него на жаловании и, кроме того, получали отдельную премию за каждого отправленного с заданием агента. В месяц отправлялось примерно 5–6 агентов, половина из которых обычно не возвращалась по различным причинам. Некоторые агенты-вербовщики русской разведки занимали видное положение и давали сведения самостоятельно.
После инструктажа завербованные агенты направлялись в поездку по Германии или Австрии и сообщали собранные ими сведения на условные адреса, откуда французские военные власти переправляли их П.А. Игнатьеву. По отметкам в паспортах агентов устанавливалось время и маршрут их поездок. «Главная цель, — писал П.А. Игнатьев в штаб Юго-Западного фронта, — поставленная мною при гаком способе работы, была работа не с профессионалами, дабы, по возможности, избежать фабрикации сведений. Однако на практике явилась масса недоразумений: выяснилось, что неподготовленные к делу люди приезжали и привозили очень мало сведений. Чересчур рьяно принявшиеся за дело вербовщики обычно арестовывались в Швейцарии, а неорганизованность почтовых ящиков замедляла доставку сведений».
Из связей, имевшихся у штаба Юго-Западного фронта в Европе, П.А. Игнатьеву было разрешено задействовать лишь уже известного нам статского советника Лебедева. Прибыв в Париж и ознакомившись с обстановкой на месте, П.А. Игнатьев вскоре пришел к выводу о том, что агентурная сеть, созданная Лебедевым, для крупной работы в условиях военного времени не годится. Он попытался также воспользоваться рекомендательными письмами к русским политическим эмигрантам, проживающим в Швейцарии, которыми его снабдил оппозиционный журналист Б. Но тут выяснилось, что «все патриотически настроенные из них вступили во французскую армию, а с оставшимися говорить о службе в русской разведке просто нельзя».
