Тот, кто призывает зиму, потеряв к ним интерес, продолжал расхаживать туда-сюда, принюхиваясь к дыму и глубоко дыша.
Почти везде дым был едкий. Пахло серой, тухлыми яйцами и раскалённым металлом. Везде, кроме одного отверстия…
Принюхавшись к сероватому дыму, он узнал запах полыни. Сосны болотной. Гикори. Тот, кто призывает зиму, знал: это растопка и дрова, которые чаще всего используют змееловы, – и от предвкушения у него даже потекли слюнки. Он снова вдохнул, дотронулся кончиком языка до зубов и ощутил запах змеемасла и смолы…
Не в силах терпеть незнакомца в своих владениях ни минуты дольше, взрослые гнездозмеи яркой разноцветной вспышкой поднялись в воздух, яростно визжа. Разинув пасти и обнажив клыки, они набросились на одетого в змеекожу пришельца, который напугал их детёнышей.
Тот, кто призывает зиму, оглянулся на их гомон. Он вытянул руку и ударил змея, который оказался ближе, с такой силой, что тот камнем рухнул на землю; тяжёлый ботинок тут же раздавил ему голову. Второй змей взвизгнул и развернулся в воздухе, но слишком поздно. С хриплым рыком и удивительной ловкостью тот, кто призывает зиму, выбросил руку вверх и схватил существо за красно-синее крыло. Он раскрутил его над головой – круг, ещё круг, – а затем отбросил на камни.
Шипение детёнышей переросло в громкий визг. Они заметались, захлопали крыльями в безуспешных попытках взлететь и высыпали из каменной ограды, окружавшей их гнездо. Когда над ними нависла тёмная тень, они, сбившись в одно несуразное многоголовое чудовище, заскрежетали и защёлкали челюстями.
Пронзительный визг переполнял голову того, кто призывает зиму, и глаза под костяной маской сузились; он схватил одного из детёнышей и, будто отжимая мокрую тряпку, свернул ему шею. Послышался треск позвонков, змеёныш обмяк и был отброшен в сторону; тот, кто призывает зиму, потянулся ко второму существу, затем к третьему, – и так до тех пор, пока не передушил всех гнездозмеев, бросая их тушки себе под ноги.
Он встал на колени возле отверстия, из которого пахло дымом от полыни и гикори, и опустил в него руку в перчатке. Это было похоже на дымоход.
Каменные стенки были гладкими, без трещин, и чем ниже он погружал руку, тем у́же становилось отверстие. Тот, кто призывает зиму, почувствовал, как похожее на трубу отверстие изгибается, и мысленно отметил для себя угол и направление. Затем, поднявшись, он дотянулся до туши самца гнездозмея и втиснул её в отверстие, заткнув его. Сверху он уложил и тушу самки.
Тот, кто призывает зиму, любовался своей работой, усевшись на корточки. Отверстие было почти перекрыто, но дым всё ещё просачивался тонкой струйкой между тушами гнездозмеев.
Тот, кто призывает зиму, осмотрелся. Его взгляд упал на груду мёртвых змеёнышей. Он брал их по одному и тёплыми гибкими тельцами затыкал все щели, пока запах горящего дерева не исчез, а дым не перестал струиться.
Тот, кто призывает зиму, поднялся на ноги.
Там, где был дымоход, должен был располагаться надёжный, скрытый от посторонних глаз очаг, согревающий сгрудившихся вокруг него, ничего не подозревающих спящих людей, которые пережидают зиму в своём укрытии. Судя по углу дымохода, оно находилось где-то на другой стороне горы.
Где-то рядом.
Услышав скрежет камня о камень, Мика поднял голову. Порыв ледяного ветра обжёг лицо, голые руки от холода сразу покрылись гусиной кожей. Глотнув морозного свежего воздуха, он вдруг понял, насколько душным и спёртым был воздух у них в укрытии.
Мика сидел на своём матрасе, поджав под себя ноги и обложившись инструментами для работы по дереву, обрывками кожи, катушками верёвки и кишечной нити. В одной руке юноша держал квадратный кусок кожи озёрного змея, а в другой – свой нож, которым вырезал в коже два небольших отверстия. Рогатка, над которой он корпел, лежала у него на коленях.
Снова послышался скрежет. Мика наклонился, заглянул в низкое отверстие, ведущее из спальни в кладовку, и увидел, как Илай задвигает на место каменную плиту, закрывающую вход в зимнее укрытие.
Мика отложил рогатку, поднялся на ноги и через узкую щель проскользнул в соседнюю комнату.
