— Мы же все-таки ударный вертолет, — вступил в разговор Томашенко, — второе место — для оператора бортовых средств поражения. Самих ракет мы, понятное дело, не навешивали, но, если что, то бронепоезд стоит там, где нужно.
Давыдов начинал проникаться уважением к вертолету. Иванов и ассистирующий ему «Ледолайзер» сноровисто принялись монтировать блок на место.
— А зачем вам американское железо времен войны во Вьетнаме?
— Ну, мы все-таки испытательный образец, — передразнивая командира, сказал Валерий Юрьевич. — Сравниваем показатели, проводим анализ характеристик, ну и все такое, в этом ключе.
— А-а, — кивнул Давыдов, продолжая разглядывать внутренности винтокрылой машины. — И когда можно поглядеть на все это в действии?
— Сегодня вряд ли. Сейчас погоняем тесты, на строим оборудование, а вот завтра у нас по плану полеты и испытания, — сообщил Томашенко.
— Ну что? Поглядел? — скучающим тоном поинтересовался Сухов. — Поехали дальше, я тебе еще объекты аэродрома не показывал, вот там-то все точно по твоей части.
Вопреки ожиданиям Давыдова, смотреть особо оказалось нечего. Набор средств связи и радиотехнического обеспечения в в/ч 22967 был весьма скромным для решаемого эскадрильей объема задач. Заведовал всем этим хозяйством, именуемым ротой связи и РТО (радиотехнического обеспечения) невзрачный дяденька, наряженный в выцветшее на солнце бежевое ЛТО[3], по фасону и цвету которого Давыдов сразу определил, что прежние годы службы хозяина формы прошли где-то в местах не столь отдаленных от южных границ советской империи. Что, впрочем, и подтвердилось в разговоре. Ротный оказался майором, это звание он получил то ли за какие-то прошлые заслуги, то ли в порядке предпенсионного поощрения. У него были солидное брюшко, сизый нос и одышка, а также он благоухал свежим запахом спирта и жевательной резинки «Стиморол». Впечатления на него визит начальства не произвел ровным счетом никакого. Он бродил вслед за Давыдовым по объектам и вяло отвечал на вопросы. Похоже, им давно овладело полнейшее безразличие к службе, смене начальства и всяким там веяниям военной реформы. По окончании осмотра объекта они устроились на СКП (стартовом командном пункте) в креслах друг напротив друга, и ротный выжидательно уставился на Давыдова.
— Итак, это все?
— Все, — устало кивнул майор, — радиотехническая система посадки, приводная радиостанция, СТО[4], три радиостанции воздушной радиосвязи, ну и остальное, что вокруг, — ротный обвел широким жестом оборудование СКП.
— Маловато для аэродрома.
— Так мы и не аэродром, а так, непонятно что. По технике — усиленная площадка подскока, по задачам — испытательный полигон, а по средствам связи и РТО — музей отечественной радиоэлектронной промышленности.
— И как же вы летаете?
— Вот так и летаем, — вздохнул ротный, с тоской косясь на часы, близилось время обеда.
— А как обстоит дело с РСБН[5], ПРМГ? Как вы без них обходитесь? Почему у вас нет ни одной РЛС?
— РСБН нам ни к чему, на всей матчасти стоят приемники GPS, в любое время дня и ночи точные координаты. ПРМГ тоже нам не нужна, истребители и бомберы у нас не садятся, РЛС опять-таки без надобности, так как дальше полигона наши экипажи обычно не летают, а если и летают, то по маршрутам, а там пускай их ПВО-шники водят и стерегут.
Ответ был исчерпывающим.
— У вас завтра полеты, вы готовы?
— Можем прокрутить для вас запись комплексной проверки. Хотите?
— Обойдусь. А кто проводил?
— Я.
— А кто завтра будет дежурным по связи и РТО?
— Тоже я.
— Не понял.
— Понимать нечего, в роте три офицера и шесть прапорщиков. Один взводный уехал в измерительную лабораторию за осциллографом, второй в отпуске. Прапорщики дежурят на объектах, — ротный снова украдкой покосился на часы.
— Тогда до завтра, — попрощался Давыдов, не испытывая более терпение ротного, и вышел из помещения СКП. Бетон полосы казался под лучами палящего солнца ослепительно-белым.
