Усач возвращается с несколькими сцепленными вместе листками бумаги, кладет на стойку.
— Давай, заполни эти бланки, я их просмотрю, задам тебе несколько вопросов и многое будет зависеть от того, как хорошо ты на них ответишь, — разговаривая, он кивает. Он постоянно кивает, не замечая этого.
В заявлении я перечисляю несколько клубов и ресторанов, изменяю год своего рождения, чтобы стать восемнадцатилетней, называюсь другим именем — Джульет. Для фамилии в строчке места нет. Я полагаю, в клубе ее знать не хотят.
На сцене похожая на Джессику девушка отправила свой леденец в рот посетителя с широко раскрытыми глазами. Другие немногочисленные мужчины восторженно орут. Усач возвращается ко мне, берет заявление, быстро просматривает листки, бормоча «гм-м-м» и «ага» по ходу чтения.
— Знаете ли… — я сглатываю слюну, стучу себя по спине. Девять, девять, шесть, считаю про себя, быстро. Пора переходить к третьему пункту моего плана. — Могу я пройтись по клубу, осмотреться?
В тот самый момент, когда он отрывается от бумаг и открывает рот, чтобы ответить, между нами вклинивается одна из официанток.
— Говард, послушай, прошла уже вечность после того, как закончилась моя смена. И когда я наконец-то убедила этого козла за двенадцатым столиком оплатить счет, чтобы я наконец-то смогла уйти домой, этот чертов терминал по оплате кредитными картами вдруг решает, что он уже наработался. Можем мы как-нибудь с этим разобраться? Мое свободное время пошло… э… шесть часов тому назад, — она постукивает ногой, дергается, сверлит его взглядом и игнорирует меня. Я тоже начинаю дергаться, только от того, что смотрю на нее.
Управляющий кладет руки на ее голые плечи, бросает короткий взгляд на сверкающий треугольник трусиков между бедер.
— Расслабься, Эмбер. Я все поправлю, идет? — Он поворачивается ко мне. — Ты можешь погулять по клубу. Поговори с девочками, привыкни к новой обстановке, — он говорит все это с таким видом, будто это его идея и он уже мой босс.
Я неспешно лавирую между красными и черными столиками с надписью «Десятый номер» на каждом. Пол застелен черным, пружинящим под ногами ковром. Занята только треть столиков: маленькие островки посетителей среди океана пустоты. На большинстве занятых столиков — смятые бумажные салфетки, пластмассовые разноцветные зубочистки, зеленые оливки, стаканы различных размеров, волосатые предплечья и пальцы с обручальными кольцами.
Молодые люди, определенно не достигшие двадцати одного года, сидят за столиком у сцены, все в одинаковых синих свитерах с буквами «СИГМА ТАУ ГАММА». Я готова спорить, что Кевин Диджулио, и Брэд Кемп, и Тони Мэттьюс станут такими же максимум через три минуты после окончания школы.
Официантка проталкивается мимо меня с подносом, заставленным полными стаканами, одаривает раздраженным взгляд. В «Десятом номере» она — Симона Ротбейт, решаю я: она выглядит слишком старой, чтобы работать здесь. Некоторые люди думают, что Симону тайно условно-досрочно освободили и она не может уйти отсюда, пока не закончится срок, вот и барабанит она здесь пятнадцать лет. Поэтому такая злая. Деваться ей все равно некуда — вечная официантка. Как настоящая Симона — вечная школьница, учится и учится, но никак не доберется до выпускного вечера.
Я быстро отступаю назад, чтобы не помешать официантке, как делаю и в Карверовской школе, если оказываюсь на пути настоящей Симоны, сильнее сжимаю статуэтку-бабочку в моем кармане. Пять рядов по шесть столиков. Тридцать столиков. Три по десять. Я сосредотачиваюсь на трех, отметаю десять в сторону. С десятью я смогу заняться позже. Рыжеволосая танцовщица появляется из-за сцены, и я следую за ней, в коридор, который тянется от дальней стены зала.
«Помни. Ты — не Ло. Ты — Джульет. Ты новенькая».
— Извините, — я хлопаю рыжеволосую по плечу и с трудом подавляю желание хлопнуть по другому.
Она поворачивается. Злость на лице быстро уступает место недоумению. «Кери, — осознаю я, — она Кери Рэм. Подростковая королева, красавица-принцесса, но мелких несовершенств достаточно, поэтому даже самые завистливые не пожелают ей зла».
