— И для чего же она использовала меня на этот раз?
— Для чего?! Мэнди есть и всегда будет Макклауд, а они всегда ненавидели Барристеров. Владеть этим ранчо, украсть у Баристеров прямо из-под носа их землю, на которой они работали многие десятилетия, прямо на их глазах поставить последнюю точку в этой истории…
Марго посмотрела на Джесса, не скрывая своего презрения.
— Ты как твой отец. Легкая добыча для амбициозной женщины. Эта Макклауд так вскружила тебе голову, что ты и не заметил, какую змею пригрел у себя на груди. Это было твоей ошибкой, за которую ты заплатишь и будешь расплачиваться всю свою жизнь, если, конечно, не опомнишься и не возьмешься за ум.
Джесс не мог больше это слушать. Он выхватил контракт из ее рук и положил в карман джинсов. Затем повернулся и направился к двери.
— Куда ты идешь?
Джесс остановился и ударил кулаком по двери.
— Я иду на ранчо «Разбитое сердце» поговорить с Мэнди.
— «Разбитое сердце», — сказала Марго и громко засмеялась. — Подходящее название, ты так не думаешь?
Джесса мучили сомнения. Надо поговорить с Мэнди, услышать от нее самой, что все, сказанное Марго, омерзительная ложь. Хлопнув дверью, он вылетел как пуля из кабинета Вейда.
Мэнди сидела за столом, положив ноги на его полированную поверхность, и разговаривала по телефону с Мередит:
— Даже трудно поверить. После стольких лет…
— Запиши эту историю. Может быть, какой-нибудь писатель найдет ее и поведает людям о вашей любви.
— Это напоминает сюжет из мыльной оперы, тебе не кажется?
— Да, наверное, хотя я не хотела бы играть главную роль в такой пьесе. Никогда бы не променяла Нью-Йорк на это захолустье.
Смеясь, Мэнди отодвинула стул назад и опустила ноги на пол.
— Я припомню тебе это в январе, когда холод будет пронизывать тебя насквозь и придется пробираться сквозь снежные сугробы.
— Я лучше буду пробираться сквозь снег, чем по коровьему навозу.
Мэнди могла даже представить выражение ее лица. Мередит никогда не любила ранчо, несмотря на то что сестры его обожали. Это одно из многих различий между ними. Да, они все такие разные, но их любовь друг к другу безгранична.
— Когда ты приедешь к нам?
— Боже мой! — воскликнула Мередит. — Я только недавно вернулась оттуда.
— Я знаю, но мне очень бы хотелось, чтобы ты познакомилась с Джессом.
— Но я же знакома с ним.
— Да, однако, прошло уже много лет с тех пор. Я хочу, чтобы ты увидела его теперь, узнала получше и поняла, почему я его так люблю.
— Я все поняла и уже люблю своего будущего зятя, хотя вы еще не надели на свои пальцы обручальных колец.
— Все шутишь. Так ты приедешь или нет?
— Ты же знаешь, что да. Мигом соберусь и приеду. Ну ладно, мне пора бежать, давай закругляться. У меня назначено одно дело на три часа. Все, до скорого, пока.
— Спасибо, Мередит. Я тебе позвоню в ближайшие дни.
Мэнди наклонилась вперед, чтобы положить трубку, и услышала, как скрипнула дверь.
— Джемми? — крикнула она. — Это ты?
Она поднялась, намереваясь отправить сына в душ. И очень удивилась, услышав голос Джесса.
Его голос был не такой, как обычно. Улыбка исчезла с лица Мэнди. Она интуитивно ощутила что-то страшное. Но ей стало еще более жутко, когда он вошел в кабинет.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Где Джемми?
— Он с Гейбом. Приставал ко всем с вопросом, когда ты вернешься, и я отправила его с Гейбом искать потерявшихся коров.
Она подошла к Джессу. Он достал из кармана какие-то бумаги и бросил их на стол. В его карих глазах она увидела тревогу, совершенно непонятную ей. После всех этих событий Мэнди казалось, что уже ничто не сможет разрушить их счастье.
— Джесс, ты пугаешь меня. Что с тобой?
Он ткнул пальцем в документ, лежавший на ее столе.
— Это тебе ни о чем не говорит?
Медленно Мэнди взяла в руки бумаги, совершенно не догадываясь, что в них написано. Сев в кресло, она открыла первую страницу, но ей не надо было даже читать ее, когда она увидела написанные сверху имена. Брикл и Стэнтон. Ее сердце ушло в пятки, а кровь прилила к лицу.
— О боже! — прошептала она.
— Значит, ты что-то знаешь обо всем этом?
Обвинение, прозвучавшее в его голосе, испугало Мэнди больше, чем злость в его глазах. Мэнди нашла в себе храбрость сказать «да».