Выбегаем на место построения. Во время бега противогаз вытаскиваю из сумки и пытаюсь надеть одной рукой, получается плохо, мешает ОЗК. Останавливаемся, поправляю противогаз и развязываю ОЗК. Не могу дышать, забыл открыть заглушку на фильтре противогаза. Исправляю ситуацию. Дышу. Слышно, как воздух бежит по трубкам. Легкие работают, как кузнечные мехи, преодолевая непривычное сопротивление. Натягиваю резиновые чулки поверх кирзовых сапог. Длинная прочная тесьма повисает на шее – в детстве так подвешивали варежки. Резиновый халат с капюшоном после кропотливого соединения специальных зажимов превращается в комбинезон. Теперь длинные резиновые перчатки – и ощущения инопланетянина становятся реальными. Резиновая оболочка прерывает связь с окружающим миром. В этом состоянии гораздо лучше понимаешь рыбу в полиэтиленовом мешке с водой.
Около плаца разбита большая палатка. Звучит приказ ротного:
– Бегом марш!
Один за другим, приоткрывая штору, ныряем в палатку. Внутри полумрак, клубы дыма, дышать тяжело, все как в замедленной съемке. Кто-то падает на колени, пытается сорвать капюшон, хватаем за руки и волоком тащим из палатки. Даже при снятом противогазе Попадюка трудно узнать, глаза и щеки провалились, одни уши, отливающие синевой.
– Ничего страшного, – успокаивает лейтенант Звягин, – это учебный газ. А следующий раз может оказаться не учебный. Чтобы выжить, надо подружиться с противогазом.
Истинный офицер элитных войск, всегда подтянутый, четкий, излишне резкий. Звягин бросает взгляд на очнувшегося Попадюка и отдает очередную команду:
– Рота, стройся. Бегом, марш!
Знакомая лесная дорожка через запотевшие окуляры противогаза напоминает кусок пространства, выхваченный фонарем в темную ночь. Скорость бега ниже обычного, но ощущения сильнее. Впервые в жизни понимаю, что самое страшное голодание – кислородное. Лейтенант Звягин, бежит без противогаза с палкой в руке, отбивающей желание приоткрыть доступ воздуха.
– Противник на высотке справа, вперед, – глухо доносится его очередная команда.
Взбираемся по песчаному косогору между берез и сосен, кустов и муравейников к незримому противнику. Враг коварен, переметнулся на высотку слева. Как только на пути появляются сложные для преодоления уклоны, на их вершинах образуется противник, и мы атакуем. Атака сопровождается периодическими падениями, подъемами, снова падениями, ползаниями, подпрыгиваниями, но несмотря ни на что мы продвигаемся вперед.
Связь с окружающим миром условна. Нога плавает в воде, заполнившей сапог, тот ерзает в резиновом чулке, утонувшем в песке. Тело управлению не поддается, движение происходит по инерции, на силе воли или на какой-то другой энергии, подключение которой в обычных условиях невозможно. Команд не слышу, нахожусь в стае и живу по ее законам. Остановились. Снимаю ОЗК и противогаз. В каждой резиновой перчатке примерно по литру воды, в сапогах озеро.
Не помню ощущений при первом рождении, когда из воды попадаешь на воздух, но второе не забуду. Трудно переоценить ощущение свободного дыхания, когда воздух бесплатный, его много и он не является чьей-то собственностью, как и ты сам.
Родители в очередной раз переехали. Съехались с Дорой и Иваном. Разместились в уютной трехкомнатной квартире в Московском районе. Дом кирпичный, но на этом его сходство со сталинскими домами – красивыми фасадами, просторными хоромами – заканчивается. Я родился через год после смерти Сталина, мама ездила в Москву на похороны, плакала. Он ушел из жизни до моего рождения, но оставил тень, которая будет преследовать не только мое поколение. В соседнем подъезде жил известный актер Георгий Жженов. Время всеобщей уравниловки. Привилегией популярности являлась белая «Волга» со статуэткой оленя на капоте – вместо «Оскара» на рабочем столе, который, судя по нашей квартире, и поставить-то было бы некуда.
В первый день, выгуливая собаку, познакомился с коренастым и добродушным парнем. Дружба, как и любовь с первого взгляда, событие редкое, но тем и ценное. Мы учились в разных школах, но это не мешало нам совместно проводить все свободное и несвободное время. Собаки, кошки, попугай плюс родители и двое сыновей в небольшой трехкомнатной распашонке. В центре столовой бильярд с металлическими шарами, размером с лесной орех. Всем всегда хватало места, в том числе и мне, часто ночевавшему в этом доме. Трудно было привыкнуть к бьющему по голове в шесть утра гимну Советского Союза. Трансляционная сеть и доморощенный громкоговоритель использовались в качестве будильника, без перерыва на выходные. В рабочей семье гул заводских труб, так или иначе, врастает в быт.
