Наши самолеты были оборудованы радиокомпасами. Через час после вылета мы услышали радиопеленги с дрейфующих кораблей. Но стрелки индикаторов еще слабо реагировали на сигналы маломощных судовых станций.
Вскоре появились густые облажа, заставившие нас увеличить высоту полета до 2000-2500 метров.
Вместе с штурманом Л. В. Петровым кручу настройку радиокомпаса. Сигналы становятся все слышнее и слышнее; стрелка индикатора начинает уверенно показывать нужное направление. И как-то неожиданно облачность оборвалась. Сквозь стеклянный пол штурманской рубкн товарищ Петров увидел три казавшихся крошечными судна, вмерзших во льды моря Лаптевых. Ура! Мы летам над караданом.
Первым на узкий, шириной всего в сто метров, но длинный и ровный аэродром приземлился самолет Алексеева.
Сверху вижу-на аэродроме образцовый порядок: границы окружены флажками, у каждого флажка для лучшей ориентировки стоит человек.
Мягко касаясь ледяного поля пятками лыж, бежит мой самолет. Алексеев машет руками, указывает место для стоянки. Моторы выключены. О трудом, в толстом меховом комбинезоне, выбираюсь из кабины. Кругом-радостные лица. Нам пожимают руки, нас целуют совсем незнакомые люди, что-то в восторге кричат.
Мы доставили зимовщикам противоцинготные средства, продовольствие, керосин, бензин. Разгружая самолеты, мы одновременно производили посадку на машины. Большую часть наших пассажиров мы разместили в крыльях, грузовых отсеках, центропланах самолетов, а двоих усадили в штурманские рубки.
Не хотелось улетать, не хотелось покидать тридцать три человека, остававшихся на кораблях. Но лететь было необходимо. Торопили сроки и часто меняющаяся в Арктике погода.
Наступили минуты расставания. Тридцать три человека протягивают нам руки и заверяют в том, что они с честью пронесут красное знамя своей великой родины во льдах Полярного бассейна.
Через час мы уже находились выше облаков, держа курс на остров Котельный. Дул сильный встречный ветер.
Через три часа непрерывного полета наши радиокомпасы стали слабо принимать сигналы 80-ваттной станции острова Котельный. И как-то неожиданно испортилась погода.
Нависшая сплошная мгла уменьшила видимость до 500 метров.
В тяжелых облаках мы потеряли друг друга. С высоты 50 метров был виден лед; справа мелькнула темная коса, и вдруг в тумане стала быстро надвигаться гора высотой около 100 метров. К нашему счастью, на горе были черные пятна, по которым и удалось ее обнаружить. Машина взмыла вверх, и мы избежали верной гибели.
У меня не было уверенности в том, что обнаруженная коса - аэродром станции Котельного. Искать же его в таких тяжелых условиях было немыслимо. Пришлось повторить заход, но на меньшей высоте. Увидав плоскую косу, я убавил газ и благополучно приземлился на неизвестной лагуне. Вскоре обнаружились следы лыж другого самолета.
Подрулив по следу, мы нашли самолет Алексеева.
Опальных мешков и палаток на семьдесят девять пассажиров и для экипажей двух самолетов нехватало. К счастью, на косе валялся плавник. Загорелись костры. Несмотря на далеко не блестящее положение, все были хорошо настроены: ноги стояли на твердой земле.
Через час связь была восстановлена, и, получив радиопеленги, мы определили, что находимся в 13 милях к северо-востоку от полярной станции.
Через три часа прибыла собачья упряжка с каюром Николаем Гороховым. У самолетов осталось по десять человек, остальные пешком пошли на зимовку.
Наш лагерь почти опустел. Я спал в такой же палатке, в какой год назад жила наша экспедиция на Северном полюсе. Меня разбудил голос старшего механика В. О. Чечина:
- Егорыч, вставай! Погода улучшилась. Туман разрывает сильным ветром. Мы уже греем моторы.
Я быстро оделся и побежал к самолету. Через несколько минут мы приземлились у большого костра у станции на острове Котельный.
28 апреля мы покинули гостеприимную зимовку и благополучно доставили в бухту Тикси наш драгоценный груз. На материк были переброшены последние семьдесят девять человек с дрейфующих ледоколов "Садко", "Седов" и "Малыгин".
* * *
М. И. ШЕВЕЛЕВ,
Герой Советского Союза
