— Ваше преосвященство! — попытался докричаться до епископа Ник. — Ответьте!
Но рация выключилась так же внезапно, как и активировалась.
Пилот обхватил голову руками и стал всерьёз задумываться о божественном или дьявольском происхождении этого места. Вдруг, то место, где сейчас находится святой отец — Ад, а поля и леса с коттеджами — Рай?
— Нехорошо без спросу в дом чужой входить, — заговорил неожиданно появившийся на пороге старик в жёлтом халате. В его зубах всё так же незыблемо дымилась старая деревянная курительная трубка.
— Нехорошо исчезать во время беседы, — буркнул Ник в ответ, не поднимая головы и продолжая пить пиво мелкими глотками.
— Какую гадость ты пьёшь, юноша! — поразился хозяин, подойдя к гостю и протягивая ему бутылку пива одной из самых дорогих марок во всей вселенной. — Вот, отведай лучше этого.
Пилот недоверчиво взглянул на мужчину и, поколебавшись несколько секунд, всё-таки принял подарок.
— Меня зовут Филипп Огансон, — старик присел в кресло подле кровати. — А как твоё имя?
— Ник. Ник… вроде бы Рэмми. И я в печали.
— О, я тоже был в печали, когда впервые попал сюда.
Ник моментально оживился:
— Вы не представитель шедоуцев?
Филипп громко рассмеялся:
— Кого-кого?
— Ну, это я так назвал местных — шедоуцами…
— Брось. Нет никаких шедоуцев. Всё гораздо запутаннее, чем ты думаешь, и для среднестатистического гражданина галактики вовсе непостижимо. Я попал сюда восемьдесят лет назад на колонизаторском корабле.
— Сколько-сколько лет назад?
— Восемьдесят… ну, восемьдесят два года назад.
Ник хмыкнул:
— Вы неплохо сохранились.
— Ещё бы. Ты ведь терзаешь себя догадками, почему здесь пропадают люди и отчего всё вокруг так похоже на Землю, верно?
— Чёрт возьми, — хлопнул себя по лбу пилот. — Мой друг, священник, сейчас в Аду…
— В Аду? — изумился Филипп. — Ох, хреновые страхи у твоего друга, хочу заметить. Но забудь же о нём — он уже обречён.
— На что обречён? И причём тут страхи?!
— На смерть, конечно же. Смерть — самое милосердное, что он может сейчас получить в награду за то, что прибыл сюда. А страхи… во-первых, ты должен успокоиться, иначе мой рассказ ты воспримешь как бред сумасшедшего и с дикими воплями пулей бросишься отсюда прочь.
— А во-вторых?
— Во-вторых, устраивайся поудобнее и отбрось все сомнения. В данной ситуации сомнения — твой самый злейший враг. После страха, разумеется.
Ник закинул ногу за ногу и одобрительно махнул рукой:
— Валяйте. Я готов.
— Мне нравится твой настрой, юноша. Только благодаря ему на этой планете можно остаться в живых. Точнее сказать, не на этой планете, а с… ох, как. Столько лет здесь живу, а сформулировать свои мысли по поводу Шедоу до сих пор не могу. В общем-то, нет никакой планеты, ясно? Вообще нет.
— То есть, как это — нет? Где мы сейчас находимся?
— Я же говорил, это слишком сложно для человеческого понимания. Ладно, будем считать, что планета есть, и она находится в системе Амадей. Так?
— Ну, предположим.
— Предположим, что до появления человека здесь уже жили разумные существа. Когда я говорю о появлении человека, я имею в виду зарождении его как расы.
— Предположим, — кивнул Ник, залпом осушив полбутылки пива, подаренной ему Филиппом.
— И я имею в виду сейчас не тех зелёных человечков, которые, по твоему мнению, живут на Шедоу. Я говорю о шаркеттах.
— Кто бы сомневался, — презрительно фыркнул пилот. — Они у меня костью в горле сидят.
— И не только у тебя одного, юноша. Шаркетты — древнейший народ, знающий стократ больше людей. Сколько, ты думал, разумных рас в известных нам пределах вселенной?
— Ну… шесть? Вроде бы. Но я встречался только с тремя из этих рас.
— А их гораздо больше. Гораздо — это в миллионы раз больше, понимаешь? В миллионы!
— И почему же они не объявляются? Не хотят идти на контакт?
— А ты представь себе ситуацию. В лесу есть муравейник. В нем живёт бесчисленное количество насекомых одного вида. Они построили сложную систему коридоров, имеют некое подобие общества. И вот, муравьи этого вида столкнулись с другими представителями своего класса, и решили пойти против них войной. Они убивают друг друга, воруют и поедают личинки, рушат колонии — и всё это вполне естественный процесс. Победивший вид получает право развиваться дальше, но мирное время не может продолжаться вечно — вскоре начинается новая война. И так раз за разом, столетие за столетием, сотни тысяч колоний бьются друг с другом не на жизнь, а на смерть. Нет предела этим баталиям, всё начинается снова и снова.
