Ройан кивнула, и Харпер продолжил:
– Даже двигаясь вниз по течению, нам приходилось спускать лодки и все снаряжение на веревках. Это было непросто.
Николас снова взял тросточку и провел ею по руслу реки на спутниковом фотоснимке вверх от темного клина плотины в центральном Судане.
– Кручи начинаются на эфиопской стороне границы, и именно там находится ущелье. Вокруг нет ни городов, ни дорог, только два моста гораздо выше по течению. Все пять сотен миль нет ничего, кроме ревущих вод Нила и жестоких черных базальтовых скал.
Он умолк, давая собеседнице возможность усвоить сказанное.
– Это последнее по-настоящему дикое место на земле, пользующееся дурной славой как пристанище диких зверей и еще более диких людей. Я отметил на спутниковом снимке основные водопады в самой глубокой части ущелья. – Он ткнул указкой в красные кружочки. – Это водопад номер два, находящийся примерно в ста двадцати милях от границы Судана. Однако нам придется учитывать ряд факторов, и не последний из них – что река могла изменить русло за четыре тысячи лет, прошедшие с тех пор, как ее посещал наш друг Таита.
– Но не могла же она выбраться из такого глубокого ущелья – целых четыре тысячи футов, – запротестовала Ройан. – Такое сдержало бы даже Нил.
– Да, но само русло не могло остаться неизменным. Я не в состоянии описать силу и мощь течения в сезон дождей. Река поднимается на двадцать метров и мчит свои воды со скоростью десять узлов и более.
– И ты плыл по ней? – с сомнением спросила Ройан.
– Не в сезон дождей. В это время там никто не может выжить.
Оба молча смотрели на фотографию не менее минуты, представляя, как кошмарна такая водная мощь в полной силе. Потом Ройан продолжила разговор.
– Второй водопад? – напомнила она собеседнику.
– Вот он, там, где в Аббай впадает приток. Это река Дандера, исток которой находится на высоте двенадцать тысяч футов, ниже пика горы Санкай, примерно в ста милях от ущелья.
– А ты помнишь место слияния рек?
– Это было двадцать лет назад. К тому моменту мы пробыли в ущелье уже месяц, и все дни слились в сплошной кошмар. Память меркла от одинаковых скал по сторонам и густых джунглей на склонах, наши чувства притупились от жары, насекомых, рева воды и бесконечной упорной работы на веслах. Но, как ни странно, слияние Аббая и Дандеры запомнилось мне по двум причинам.
– Ну?
Ройан с готовностью наклонилась вперед, но Николас покачал головой:
– Мы потеряли там человека. Единственная потеря во второй экспедиции. Веревка порвалась, и он упал с сотни футов. Спиной попал на скальный выступ.
– Мне очень жаль. Но была еще одна причина, по которой тебе запомнилось это место.
– Там находится коптский монастырь, вырубленный в каменной стене на высоте четыреста футов над поверхностью реки.
– В самом ущелье? – изумилась Ройан. – Но зачем там строить монастырь?
– Эфиопия – одна из старейших христианских стран в мире. Там более девяти тысяч монастырей и церквей. Многие из них рассеяны по отдаленным и недоступным горам. Это место возле Дандеры славится как место захоронения святого Фрументия, который христианизировал Эфиопию, придя из Византийской империи в начале третьего века. Легенда гласит, что он потерпел кораблекрушение на Красном море и был выброшен на берег в Аксуме, где обратил императора Эзана.
– Ты был в монастыре?
– Нет, конечно, – рассмеялся Николас. – Мы были слишком заняты выживанием и желанием выбраться из этого ада, чтобы осматривать достопримечательности. Мы спустились по водопаду и поплыли по реке. Все, что я помню о монастыре, – это дыры в поверхности скал высоко над рекой и далекие фигуры монахов-отшельников в белых балахонах. Монахи стояли у выхода из пещер и бесстрастно наблюдали за нами. Некоторые из нас помахали им и почувствовали себя довольно неприятно, когда не получили никакого ответа.
– Но как мы снова доберемся до этого места без полномасштабной речной экспедиции? – спросила Ройан, печально глядя на доску.
– Уже сдаешься? – подмигнул ей Николас. – Погоди, пока встретишь тамошних москитов. Они поднимут тебя и отнесут в свое логово, а потом сожрут с потрохами.
