Мальчик и не заметил, как его глаза перестали быть влажными. Двое держали друг друга за руки и летели. Клоун радовался Мальчику, солнцу и набегавшему ветру. И Мальчик улыбнулся — первый раз за весь длинный день.
Потом они вернулись назад. Кончилось представление, и Мальчик с папой поехали домой. Дома, снимая курточку, мальчик засунул руку в карман. И вытащил оттуда маленького Клоуна, сжимавшего в руке игрушечный воздушный шарик. Прошли годы, Мальчик стал папой и у него тоже появился маленький мальчик. Другой мальчик. Он тоже никогда не плачет. Он серьезный. И он никогда не потеряет веселого игрушечного Клоуна с грустными глазами.
А наш Мальчик? Когда ему грустно, он садится в машину и приезжает к Цирку. Он все ждет что купол откроется — и оттуда вылетят двое на одном воздушном шарике, крепко держа друг друга за руки.
Ведь кто-то должен научить нас летать.
Дегенератом быть легко.
Каждый прожитый день укрепляет тебя в уверенности. Каждая седая прядь в шевелюре доставляет тебе удовольствие. Каждый светофор, загорающийся красным как раз тогда, когда тебе бы — в самую пору — проехать, не вызывает разочарования.
Дегенератом быть просто.
Стоит лишь немного смириться с непонятым. Стоит лишь держаться подальше от открытых дверей. Стоит лишь проявить к себе немного снисходительности.
А электрички гремят. А лента автоответчика никогда не кончается.
А самолеты летают по расписанию. И никто не пробует доказать тебе обратного.
Домашняя работа ученика
37-го года обучения
Школы Жизни
Зуева Михаила.
Сочинение.
(Невольное подражание Риду ГРАЧЕВУ)
Они ушли, когда я спал. Они оставили записку чтобы я не волновался и написали что будут поздно вечером. Я проснулся и пошел в душ. Из зеркала глядело лицо еще не старого человека. Лицо не улыбалось. Я спросил лицо, почему ты не улыбаешься. Лицо не ответило, но потом улыбнулось. Началось утро. Есть я не мог. Мне было жарко. Я разрезал яблоко на четыре части и стал его есть, потому что утром надо есть, иначе будут неприятности с желудком. Я не хотел даже кофе и пил вместо него холодную воду. Вода пахла свежестью. Больше в пространстве свежести не было. Я закрыл окна, опустил занавески, собрал документы в сумочку, повесил сумочку на руку, спустился во двор. Во дворе никого не было. Даже кошек. Тихо, солнце, нет кошек, и вообще никого нет.
Я открыл машину и стал ее заводить. Она шуршала стартером пять секунд и потом завелась. Она не хотела заводиться потому что почти сел аккумулятор. Он сел потому что машина двенадцать дней стояла на сервисе. А так долго она стояла на сервисе потому что не было одной детали. Деталь появилась, машину починили за двадцать минут и мне вернули. А я двенадцать дней на ней не ездил. Я знал, что на следующей неделе мы, наверное, встречаемся с Андреем Макаревичем. Он десять дней назад выпустил сольный альбом. Называется «Женский Альбом». А как я буду встречаться с Макаревичем, если у меня нет альбома. Он спросит — ты слышал мой последний альбом? А я не слышал. Как тогда встречаться? И я поехал на Горбушку за альбомом.
Сначала я заехал на заправку. Передо мной стоял новый мерседес цвета бутылочного стекла. Все окна были закрыты. Потому что у него кондиционер. А у меня окна открыты. Потому что у меня нет кондиционера. Но мне без кондиционера хорошо. И ему хорошо. С кондиционером. Он, когда разворачивался, чуть меня не поцарапал. Он испугался. Ему жалко свою новую машину. И я испугался. Мне тоже жалко. Его новую машину. Потом в мой сухой бак налили семьдесят литров и я поехал на Горбушку. На дороге было мало машин. Все ехали медленно и ловили открытыми лицами солнце и ветер. Все были добрые, все щурились и улыбались. Никто никого не подрезал. Никто никого не обгонял.
Я уже почти доехал до Горбушки, когда передо мной затесался здоровенный самосвал. У самосвала стоп-сигналы светились желтым вместо красного. Самосвал все время давал по тормозам. Какой-то человек на фиате захотел проехать справа, но испугался и вклинился между мной и самосвалом. Он там увидел. А я не увидел, потому что ехал за большим самосвалом. И мы втроем стали давить по тормозам — каждый по своим. А справа стояло много милицейских машин. И еще одна стояла с красным крестом. Я думал, это скорая помощь, но это была не скорая помощь. Около обочины лежал человек, рядом с человеком лежали один ботинок и матерчатая сумка, а на человека одевали черный пластиковый мешок. Это была другая машина с красным крестом. А рядом скособоченные жигули без лобового стекла. Я повернул во двор. Я бросил машину и пошел на Горбушку. Когда я переходил дорогу, все машины оттуда уже разъехались. Только стояли скособоченные жигули и одна милицейская.
