— С улицы их не видно, к тому же они всегда были такие.
— Конечно, — сказал Горм и закатал рукава рубашки.
Сразу после этого, а может быть вовсе и не сразу, она поняла, что он поддерживал ее, пока она пила молоко. Потом ее снова вырвало.
— Это лекарство. Противоядие, — сказал он, словно был врачом.
Неужели он снова будет оперировать Тура? Нет. На нем белая рубашка. А хирурги были зеленые. Зеленые, как мята.
Руфь послушно пила молоко. Медленно. Крохотными глоточками. Потом лежала неподвижно, стараясь побороть тошноту.
Она слушала, как Горм с чем-то возится вдали. Потом он пришел к ней вместе с бабушкой. От него и от бабушки пахло зеленым мылом. У Руфи стучали зубы. Она чувствовала его руки. Теплые. И черный шерстяной плед. От пледа пахло влагой. Но тут уже ничего не поделаешь. Потом он дал ей воды. Кока-колы. И опять воды.
Она проснулась от безжалостного дневного света. С трудом повернула гудящую голову. В комнате его не было! Ее охватил страх. Она села. Кое-как добралась до коридора. Его башмаки! В прихожей. Кажется, на кухне кто-то есть? Запах кофе? Глубоко вздохнув, она, держась за стены, дошла до уборной, избегая смотреть на себя в зеркало. Все делалось медленно, но делалось. Он все еще был здесь.
Руфь опустила голову в раковину и открыла воду. Там, в ванной, она сообразила, что не помнит, он ли раздел ее или она сама разделась, кто надел на нее ночную сорочку и каким образом она оказалась в кровати.
Кажется, мне немного лучше, подумала она, вернулась в спальню и снова забралась под перину. Вскоре она почувствовала в комнате его присутствие.
— Поешь здесь или дойдешь до кухни?
— Боюсь, что не смогу.
Она упорно смотрела на порог, боясь взглянуть на него.
— Сможешь. Ты, наверное, голодна, как волк. Человек, который столько выпил, должен хорошо поесть. Яйца и бекон. И кофе. Побольше кофе!
Она осторожно подняла глаза. Брюки. Пояс с пряжкой. Грудь. Пятна на рубашке. Значит, он тоже не совсем чистый.
— Может быть, немного, — пробормотала она и закрыла глаза.
Он вышел только в соседнюю комнату. Он не исчез, думала она.
Зеркало в ванной сказало ей, что вид у нее хуже, чем она думала. А вот он выглядит чертовски здорово, мелькнуло у нее в голове.
Она приняла душ и оделась. На это ушла вечность. Когда они сели за кухонный стол, она боялась даже взглянуть на него. Он видит меня такой, какая я есть. Ей было стыдно.
Пахло кофе. Она хотела взять себя в руки и сказать ему, что очень рада его присутствию. Но зазвонил телефон.
— Взять трубку? — спросил он.
Она предостерегающе подняла руки. Звонили долго. Когда звонки прекратились, он снова спросил:
— Мне следовало снять трубку?
— Нет-нет! Все в порядке. Все замечательно, — сказала она.
Телефон снова зазвонил.
— Похоже, стоит нам только встретиться, как непременно найдется кто-то, кто позвонит по телефону, — с улыбкой сказал Горм.
Руфь встала и подошла к телефону. Решимость придала ей сил, она откашлялась, взглянула на Горма, он встал и вышел в гостиную.
— Руфь! Поздравляю! Как прошло открытие? — В голосе АГ звучал энтузиазм. Она понимала, что он продумал каждое слово, тон, вопросы и ответы.
— Прекрасно.
— Ты получила цветы? И ящик вина?
— Твой лучший знак внимания я получила через прессу. Ты хорошо выглядишь на этих фотографиях. Особенно в кровати.
— О чем это ты? — Голос звучал беспечно.
— О скандальных заголовках и частных фотографиях. Ты очень великодушен. Но тебе больше не удастся закабалить и унизить меня. С этим покончено. И пойми еще одну вещь, АГ, мои картины значительнее меня самой. Поэтому я больше не боюсь тебя. И предупреждаю: не вздумай вредить мне. Зря потратишь время. Ты сам научил меня многим приемам. Спасибо за науку! А теперь я пойду дальше. Пожелай мне удачи. И прощай!
Она слышала, как он что-то сказал, но не дала себе труда дослушать и положила трубку. Железный колпак, давивший на череп, медленно поднялся и исчез.
Горм стоял в дверях.
— Это был он? Из Берлина?
— Да. — Она села. Ножка стула царапнула пол. — Какое-то время я боялась его, но теперь это позади, — сказала она, и сама удивилась.
— Ты думала, что это он вчера весь вечер мучил тебя звонками?