— Отпечатки? — спросил Геренский.
— Проверили. Отпечатков нет.
— Значит, писака не настолько глуп, каким хочет показаться! Что еще установлено?
— Написано левой рукой, но писал не левша. Предложения построены правильно, однако ни один образованный человек никогда не напишет «при Дарговой находится яд». Фраза «никто не знает» не блещет логикой, сам-то аноним о яде знает, верно? Зато отсутствие отпечатков вполне логично. Кстати, на конверте их тоже нет.
— Кто же, по-твоему, этот сочинитель?
— Кто-нибудь из их компании. Подделывается под Жилкова. Из этой удалой компании только интеллектуальный колосс Жилков мог бы писать так занятно. Кому-то из них выгодно утопить Бебу Даргову. Случай, как говорят наши литературные критики, типичный для их социальной среды.
— Как насчет аптечного управления?
— Действительно, Даргова когда-то работала на центральной базе. Но по цианистому калию не только на базе — во всем министерстве комар носу не подточит. Мы убедились: у них с этим делом строго.
— А машина Дарговой?
— Без вашего разрешения?
— Хм. Да-а. Торопиться не следует. Ничего удивительного, если Даргова сама о себе и написала…
— Все возможно, товарищ подполковник, — тихо ответил Смилов.
6
Зинаида Даракчиева была дома одна. Не тратя время на дипломатические тонкости, она с тревогой спросила Косту:
— Что-нибудь серьезное?
— Я вижу, нашу компашку немного потрясли, — отвечал Даргов и разразился неестественным смехом. — И все мыши по своим норкам юрк! А я одного не пойму: зачем милиция вообще тратит силы, разыскивая убийцу такого человека, как Георгий? Будь они чуть поумней, взяли бы и публично объявили о вознаграждении отравителя.
— Предпочитаю, чтобы ты не разглагольствовал на сей счет, — сказала она сухо. — Все-таки Георгий был моим мужем, к тому же его нет в живых.
Даргов испытующе устремил на нее свои маленькие мышиные глазки. В них сквозила такая насмешка, что хозяйка почему-то смутилась и отвела взгляд.
— Ладно, ладно, — махнул он рукой. — Не разыгрывай убитую горем вдову. Знаешь, это тебе не идет. Слишком давно я тебя знаю, Зина… Лучше скажи, тебя в милицию вызывали? Допрашивали? Понимаю. А когда в последний раз?
— Вчера. После обеда. Подполковник Геренский. Спокойный, даже немного нудный, но, будь уверен, видывал виды. Кое-кто из нас горько пожалеет, что вынужден был беседовать с подполковником Геренским.
— Кто-нибудь пожале-е-ет, — протянул Даргов. — Только не из нас, а из вас. Я тут сбоку припека. Потому что не все развлекались прошлый раз на дачке. Мужа Бебы забыли позвать, и ты знаешь об этом лучше других. Запамятовали. Да-с.
— Ты сам явился, без приглашения. И еще с обеда шлялся возле дачи. И милиция это знает, учти!
Даргов хрипло рассмеялся.
— Чего мне учитывать? Я сам им все сказал. Хотел, говорю, узнать: чего это нас раньше в гости с женой приглашали, а тут одну жену. Я, говорю, ревнив, есть, говорю, такой грех, ну и не совладал с сердцем, отпросился после обеда с работы — и в Драгалевцы.
— После обеда, говоришь? А почему следователю нельзя предположить, что ты еще до приезда всех проник на дачу и всыпал яд в чашу Георгия?
— Правдоподобно. Но пусть это докажут! — отвечал он, продолжая смотреть на вдову с усмешкой. — Пусть докажут!.. Слушай, Зина, все достаточно просто. Каждый из нас, подследственных, как выражаются эти товарищи из милиции, в своих показаниях обязательно что-то скрыл. Я тоже не исключение. Да-да, ты правильно меня поняла — я тоже скрыл одну вещь. А именно: я абсолютно точно знаю, кто отравил.
— Кто? — В ее голосе смешались любопытство, недоверие, удивление. — Извини, ревнивец Коста, но ты, кажется, зарапортовался.
— К чему высокопарные извинения, Зина? Я не зря торчал возле дачи. И многое увидел еще до того, как оттуда увезли твоего отравленного мужа.
— Допустим, ты все знаешь. Почему же не признался в милиции?
— Причин много, но я назову только две. Во-первых, я рад смерти Георгия. Не смотри на меня так, Зина, я действительно радуюсь. Никогда я не мирился со своими рогами, а в последние два-три года они очень потяжелели. Да, тот, кто угостил ядом Георгия Даракчиева, совершил истинное благодеяние для меня, рогоносца Драгова. Низкий ему поклон. Это, так сказать, первая причина. А вот и вторая. Факт, что я единственный — если не считать убийцу — знаю правду о смерти Даракчиева, дает мне в руки огромную власть, Зина. И я оказался бы последним дураком, бросив свое могущество на ветер.