Седьмая чаша - страница 164

После ареста Джентльмена многие люди заговорили. Очень многие. Будто плотина прорвалась. Как снежный ком, нарастали показания подчиненных Ликоманова из Объединения, помощников его по «бизнесу». Ни с того ни с сего пожаловал какой-то тип из «Спецэкспорта» и сообщил, что заместитель генерального директора — шурин Ликоманова — передал ему письмо и попросил опустить его в Стамбуле (видимо, на свидетеля подействовал страх, что объявят соучастником убийцы).

Расследование «бизнеса» еще не закончено. Идут допросы, распухают тома дела, теперь уже разделенного на два самостоятельных: грабеж, взяточничество, казнокрадство — одна преступная стихия, убийства — другая. Дело столь обширное и запутанное, что скоро, вероятно, можно будет издать его в виде учебника для студентов-правоведов. Но это уже тема другого романа.

Вероятно, вас интересует и судьба половинки купюры. Двое наших дипломатов из посольства в Берне явились однажды в упомянутый банк ровно в 11 часов. Герр Науман взял половинку купюры, извлек из ящика стола другую, соединил, внимательно исследовал линию отрыва, серию, номер. После чего — притом без лишних разговоров — завел гостей в бронированную комнату, открыл сейф и достал оттуда объемистый пакет. Жаль, что вместе с пакетом к нам не вернулась половинка купюры — ее следовало приобщить к делу. Содержимое пакета вскоре перекочевало в наш народный банк. Оценка состояния длилась довольно долго, больше всего затруднили экспертов камни из чистого углерода…

Да, забыл упомянуть, что однажды Ликоманов заговорил. Только однажды! Нет, он не собирался давать показания. Заявил, что желает исповедаться. Притом у католического священника. Непременно у католического, поелику католическая вера — самая истинная. А ведь всю жизнь выдавал себя за атеиста, хотя и атеистом оказался поддельным. Весь, до потрохов — фальшивый. Наш шеф предусмотрителен — пока не дал ему ответа. Может, он и не знал, что в таких случаях отвечать?

Мы посоветовались. Обсудили разные предложения. Например, замаскировать видеомагнитофон в камере. Консулов даже предложил сыграть роль падре: облачиться в рясу, вызубрить несколько молитв на латыни. Долго мы думали и над этой проблемой. А потом шеф сказал, как отрезал:

— Здесь исповедуем только мы.